Мне хватило недолгого общения с ней, чтобы понять, почему именно он это сделал.
Так что шансов избавиться от такого подарка судьбы у оборотня не было. Если только не продать кому. Но… поступить так с ребенком тигр не мог. Воспитали его не так.
Ну а о том, что этому «ребенку» уже исполнилось семнадцать, я говорить не стал. Пусть пока останется в неведении.
Когда я подошел ближе, вокруг наших повозок царил бедлам больший, чем если бы на нас напали одновременно воины Вахира, Амархана, Сумарке и Талиса дель-Армабиля.
Стойкая охотница трясла за плечи не слишком-то и хрупкого целителя, требуя, чтобы он немедленно остановил измывательство над крошкой. Тот многозначительно улыбался, почему-то поглядывая на Таркила, но только в такт тряске качал головой. Девочка была продана, и он, даже будучи сыном вождя, ничего сделать не мог. Или… не хотел.
Старшина каравана, тоже прибежавший на крик, закатывал глаза, но не вмешивался. Ренард, облокотившийся на боковину повозки, вздрагивал от с трудом сдерживаемого смеха. А Терзар…
Стянув с этой дикарки штанишки и перекинув через колено, шлепал ее по голой попке. Весьма привлекательной.
Тоненькие косички метались по песку, она извивалась змеей, визжала и норовила дотянуться зубами до руки, которой он ее удерживал.
– Посягательство на чужую собственность, – ехидно протянул я, даже не обернувшись к остановившемуся рядом Раулю.
– У него больше опыта наставничества, – хмыкнул тот. И не шевельнулся.
– Кстати, ее зовут Лирель.
Оборотень улыбнулся, но промолчал. Пришлось вспоминать, что командую этой компанией именно я.
– Или ты немедленно займешься ею, или мне придется заняться тобой, – прошипел я, добавив немного рыка. Чтобы проникся.
Княжич усмехнулся, приподнял бровь и… шагнул к Терзару. Перехватил уже занесенную руку (судя по тому, что кожа на том самом месте, по которому проводилась экзекуция, даже не покраснела, это были скорее удары по самолюбию), подтянул ее шаровары и, схватив девчонку за шкирку, поставил на ноги.
– Еще раз визгнешь, оставлю в степи одну. Поняла?
Та, захлебнувшись очередным воплем, кивнула. Голос оборотня был спокойным, но в нем чувствовалась скрытая сила, которая заставляла прислушаться к тому, что он говорил.
– Иди умойся, а я пока поищу, во что тебе переодеться. Потом поговорим.
И вновь вместо возражений – жалобный взгляд, и наша добыча, шмыгнув носом, направилась в сторону установленного для женщин шатра. А Рауль, посмотрев на Шари, стоявшую прижавшись к шинкарцу и не замечая, как его руки по-хозяйски ее обнимают, попросил:
– Поспрашивай у купцов, может, у них есть что детское. Я заплачу.
– У меня есть. – Дарши явно был доволен таким поворотом событий. – Вез для сестренки, а она не больше этой будет.
Прежде чем выпустить охотницу из своих объятий, шинкарец ткнулся носом в ее волосы, словно ставя точку в их споре. И усмехнулся так, чтобы это не бросалось в глаза. Только для меня.
Я решил никак не реагировать на подобный выпад. Эта девушка просто не могла сдаться столь быстро – она была охотницей за диковинками, а это говорило о хитрости и очень независимом характере. И если она демонстрировала покорность, значит, это ей для чего-то было нужно.
Лично я не собирался мешать ей играть в свои игры. По крайней мере, до тех пор пока она не мешала мне.
Стоило пигалице отправиться умываться, как на стоянку начал возвращаться покой.
Прислужники вспомнили о завтраке, купцы – о том, что вопли невоспитанной девицы не должны были нарушать их степенность. Охранники – о нашей договоренности: они не лезут в наши дела, но на помощь, если она потребуются, могут рассчитывать.
Я уже собрался вернуться в повозку – пришел мой черед изображать Вионику, как ко мне подошел стоявший до этого в стороне Ренард:
– То, что мы, скорее всего, ошибаемся, тебе говорить не стоит?
Вместо ответа я покачал головой. И вопрос, и интонация мне очень не понравились.
– Тогда не буду.
А огромный круг солнца поднимался все выше, заставляя воздух дрожать зыбким маревом, так похожим на наше понимание происходящего. Ветер из пустыни, по краю которой и пролегал наш путь, нес с собой ощущение безнадежности, пропитавшей весь этот едва живой мир. И лишь блеклые кусты, покрытые колючками, да следы на песке продолжали уверять, что и в этом безграничном унынии есть надежда.
Я любил степь. Хотя бы за то, что приходилось каждый раз доказывать ей свое право находиться здесь.
– У тебя есть идея? – Ренард, так же как и я, смотрел вдаль пустым взглядом, не видя ничего и… замечая все.
– Тебе она не понравится.
Он мог об этом и не говорить.
– У меня есть только одна кандидатура на роль злодея. Но если ты спросишь о причинах, по которым она это делает, ответить тебе не смогу.
Я опять промолчал, уже зная, чье именно имя он готов произнести.
– Женщины более безжалостны в достижении своих целей, чем мужчины. А если ей есть за что мстить мужчинам…
– Власть. – Я помнил рассказы отца. Я их очень хорошо помнил. Но лишь слова Ренарда о жестокости женщин… Да, когда они мстили, били по самому дорогому. А когда стремились к власти, не знали слова «честь». И я мог только радоваться, что моя Вионика была другой. – Не говори никому о своих догадках.
Ренард кивнул, соглашаясь, что так будет лучше. Даже если его предположения верны, мы должны добыть часть артефакта и текст заклинания, с помощью которого его можно активировать. Нам все равно придется попасть в Самархаш, забраться в сокровищницу Вахира и, что было наиболее сложным, покинуть его владения до того, как он доберется до нас. И лучше, если остальные не узнают о том, что опасность будет подстерегать нас еще и с той стороны, откуда мы ее не ждем.
– Таркилу это тоже не понравится. – Голос графа был равнодушным, словно он пытался отстраниться от того горя, которое его слова могут доставить мне и моему дяде. О нашем родстве я никому не сказал, но вряд ли кто-то не заметил, что с некоторых пор мое отношение к нему сильно изменилось. – Тебе стоит сменить Вионику, к вечеру будем у Харшира.
Я и сам собирался именно это сделать. Отправился к повозкам, отметив по пути, что наше новоявленное наказание, отмытое и переодетое в новую одежду, выглядит очень даже симпатично. Если бы она еще не пыталась одновременно засунуть в рот завернутое в лепешку мясо и фрукт, сок которого тек у нее по рукам.
Но это была не моя забота. Рауль с чистой тряпицей, который успевал и показать, как вытереть губы, и подать очередной кусочек с глиняной тарелки, которую держал Терзар, и монотонным голосом что-то выговаривать, смотрелся в роли няньки для великовозрастного дитяти весьма убедительно.
