«Завтра, — решил Сим, — поеду с пеласгом к Круглощекой. Если к вечеру Змея и останется жива, то будет изрядно потрепана. Севзу тоже перепадет!»
Но неожиданное событие нарушило этот замысел. С юга пришел запоздалый отряд: с полтысячи коттов, понемногу людей других племен. Они подошли к Атле вечером и, конечно, за ночь доброжелатели успели рассказать им, что очередь негров прошла. Вот разве что перебить узкоглазых, которых тащит с собой Промеат, — тогда всем места хватит.
— Ну зачем ты взбаламутила этих черных! — Севз раздраженно повернулся к Майе. — Твои свары не приносят ничего, кроме срама. Слышала? Промеат вернулся из Ронада. Теперь он поедет к ним, и к вечеру черные будут на него молиться.
— Да, он опередил нас, — кивнула Майя. — Но бой начат, и надо довести его до конца. — Она вплотную подошла к Севзу. — Поверь мне, твои братья — боги — шлют тебе удачу. Другой может и не быть. Если сейчас ослабнешь духом, всю жизнь будешь клясть себя.
— А что ты задумала?
— Пока его нет, надо напасть на гавань, пощипать атлантов и ибров. А, главное, убить проклятого япта! Промеат в ярости оскорбит тебя, и ты открыто покараешь его за это. Ну, власть над миром или чум Гехры? Помни, я туда не полезу. Тебе ли, великому богу, валяться на вонючих шкурах? Нас ждут дворцы и храмы, которые ты построишь в Tappe, верные слуги и надежные воины. Соплеменники должны уважать тебя, а остальные — преклоняться. Разве Промеат, много о себе возомнивший рисователь знаков, имеет право становиться на твоем пути?
Несколько мгновений Севз молчал, прикрыв глаза. По лицу его пробегали сомнения, горечь, стыд. Потом оно окаменело в мрачной решимости.
— Пусть он сгниет! — прохрипел Потрясающий молниями. — Такова моя воля! Воля бога!
— Вот и ладно, — деловито кивнула Майя, — для начала зови всех вождей, матерей, старших воинов на большое пиршество.
Пусть сидят в зале, жрут, слушают песни и не чуют, что творится. А на гавань натравим оолов: они самые темные и злые. Как только Пстал со старейшинами отправится на пир, пошлем к его деткам всех шакалов и вдоволь некты.
Промеат не счел известие о предполагаемом набеге обманутых коттов серьезным. Он отправился к ним с Инадом и взял на всякий случай отряд конных ибров. Ор и Тейя отправились во дворец на пир старейшин, послушать песни. Говорили, что в Атле появился Арфай.
По огромному дворцовому залу, синий потолок которого держали на плечах красные статуи, перекатывался гул голосов. Разрисованные стены, привыкшие к шепоту придворных, неслышному бегу вестников, мерным шагам стражи, вздрагивали от криков веселящихся дикарей. На расставленных как попало столах, расстеленных шкурах и коврах и просто на полу лежали груды полусырого мяса, морщились бурдюки некты, мерцали чаши с пивом и пенным соком.
На устланном богатыми тканями возвышении сидели главные вожди. Севз поместился посередине, положив руку на плечо Гехре. Справа от них Пстал, встряхивая спутанной серой гривой, в чем-то убеждал Эстипога, слева Хамма, уютно пристроив на шкурах увечную ногу, задумчиво высасывала мозговую кость. Дальше по сторонам сидели вожди лучших отрядов, матери сильных общин. Ор и Тейя расположились на кожаных подушках около возвышения недалеко от места, где выступали плясуны и музыканты.
Забыв о тревогах, недобрых слухах, тоскливом ожидании, люди веселились от души. То там, то тут раскаты хохота встречали чью-нибудь немудреную шутку. Прислужники-атланты метались между пирующими с блюдами и кувшинами.
Наконец, появился Арфай. Прошедшие годы не щадили землепоклонника. Его густые прежде волосы поредели, борода из рыжей стала седой, лицо покрыли морщины. Когда певец вышел на площадку и произнес приветствие вождям, зал затих в ожидании. Арфай ударил концами пальцев по натянутой коже бубна и начал свой речитатив, на этот раз на ут-ваау. Теперь героями его рассказа стали восставшие племена, чудесные гиганты, дети Геи-Земли, которых он прославлял, не жалея красок:
Трое огромных и мощных сынов, несказанно ужасных, —
Котт, Бриарей крепкодушный и Гиес — надменные чада.
Целою сотней чудовищных рук размахивал каждый
Около плеч многомощных, меж плеч же у тех великанов
По пятьдесят поднималось голов из туловищ крепких.
Силой они неподступной и ростом большим обладали [7],
Слушатели одобрительно зашумели. Арфай, склонив голову, выдержал паузу и продолжал, напомнив пирующим о тяготах, испытанных ими на Канале.
Горестно жизнь проводили они глубоко под землею,
Возле границы пространной земли, у предельного края,
С долгою тяжкою скорбью в душе, в жесточайших страданьях,
Всех их, однако, Кропид и другие бессмертные боги,
Вывели снова на землю, совета послушавшись Геи:
Точно она предсказала, что с помощью тех великанов
Полную боги победу получат и громкую славу.
Ибо уж долгое время сражалися друг против друга
В ярых, могучих боях, с напряжением, ранящим душу,
Боги-Титаны и боги, рожденные на свет от Крона…
А разрешенья тяжелой вражды иль ее окончанья
Не приходило и не было видно конца межусобью…
Вызволив тех великанов могучих, подали им боги
Нектар с амвросией — пищу, которой питаются сами…
После того, как амвросией с нектаром те напитались,
Слово родитель мужей и богов обратил к великанам…
«Встаньте навстречу Титанам, в жестоком бою покажите
Страшную силу свою и свои необорные руки…»
Так он сказал. И ответил тотчас ему Колет безупречный:
«Вынесши столько мучений, владыка, сын Крона!
Ныне разумною мыслью, с внимательным духом тотчас же
Выступим мы на защиту владычества вашего в мире
И беспощадной ужасной войною пойдем на Титанов».
Так он сказал. И одобрили слово, его услыхавши,
Боги, податели благ. И войны возжелали их души
Пламенней даже, чем раньше. Убийственный бой возбудили
Все они в этот же день, — мужчины, равно как и жены…
Дальше речь пошла о Тифоне, который в воображении Арфая слился с атлантским войском, боевыми мамонтами, медведями, огненосными колесницами. В зале повеяло страхом, когда, ударяя в бубен, Арфай запел:
Силою были и жаждой деяний исполнены руки
Мощного бога, не знал он усталости ног. Над плечами
Сотня голов поднималась ужасного змея-дракона.
В воздухе темные жала мелькали. Глаза под бровями
Пламенем ярким горели на главах змеиных огромных.
Взглянет любой головою — и пламя из глав ее брызнет…
И совершилось бы в этот же день невозвратное дело,
Стал бы владыкою он над людьми и богами Олимпа…
Зал замер, готовясь вновь пережить великую битву. Почему с таким волнением все ждали, что будет дальше? Боялись, что певец своим дивным колдовством может все повернуть иначе? Нет, Арфай помнил сражение:
