Ознакомительная версия.
– Эта коробка называется шкатулка? – спросил Вовчик.
– Ну да!
– Так я ж не знал, блин! – возмутился гигант. – Все вопят – «шкатулка, шкатулка!» Откуда ж я знал, что это – про коробку?
– И где же ты ее видел?
– А ты не того? Дальше – не пойдет? – проявил осторожность Вовчик.
– Я похож на трепло? – сурово осведомился Сережа, быстренько припоминая, что рассказывали о похождениях вокруг шкатулки Собеседник, Дерипаско и Елисеев. Вроде бы след утерялся, когда секретарша Юленька заперла Майку в кабинете шестнадцать-двадцать вместе со шкатулкой. Майка ее трогала, Майка через нее отбыла в Вайю, но что же было потом?
– Не похож, – честно признал Вовчик. – Ну, в офисе я ее видел. Мы офис один прикрываем – ну, там…
– Ты давай дальше рассказывай, – велел Сережа. – Ты увидел эту коробку в кабинете шестнадцать-двадцать, когда секретарша вызвала туда Елисеева. Что было потом?
– Ничего кабинет, – мечтательно вздохнул Вовчик. – Кайфовый кабинет. Стоит на полу за креслом, вся из себя, с камушками. Ну, я ее закрыл. На подоконник поставил. А тут Юлька как заорет – шкатулка пропала, шкатулка пропала! Шурка – всем руки вверх! Ну, это понятно, чтобы Юлька потом на нас не наезжала. Я тоже руки вверх. Она обшарила нас и говорит – мужики, ищите шкатулку! Я тоже стал искать, а потом подошел к подоконнику и коробку за пазуху сунул. Думал, покажу Тамуське – может, ей пригодится.
– Тамуська – это кто? – строго спросил Сережа.
– Хозяйка моя.
– Жена, что ли? – не уразумел Сережа.
– Ага, жена, – согласился Вовчик. – Она баба ничего, шустрая. Капустинский рядом с ней – фуфло, а она если что нужно – так без балды, все по делу.
– Капустинский – это кто?
– Ну, муж Тамуськин.
– А Тамуська – жена Капустинского?
– Ну!
– Ясно, – сказал Сережа, хотя яснее не стало. – И при чем тут супруги Капустинские?
– Так это же их домик!
Наконец-то Николай Юрьевич обрел фамилию. И тут же Сережа вспомнил, что отец Амвросий поминал всуе красивую Тамару Викторовну, хотя ему на женскую красоту обращать внимания по чину не полагалось.
– И зачем понадобилось отдавать камушки Тамусику? – продолжал допрос Сережа.
– Она же всякие редкости собирает, – объяснил Вовчик. – А та баба, которая исчезла из кабинета, забыла камушки. Знаешь, ходят такие дуры с чемоданами и всякими побрякушками, камушками торгуют, серебряными цепочками польскими, что ли… Коробка, сам знаешь, красивая. А Тамуська меня всегда с собой берет, когда за покупками едет. Я ведь и за рулем, и перетащить чего надо – без проблем. Она мне про всякие бронзовые фигуры рассказывает. Я тоже уже кое-что понимать начал…
Вовчик показал на торшер пятидесятых годов, с большим шелковым, изрядно обветшалым абажуром, и уверенно определил:
– Ампир!
– Ампир, – согласился Сережа, который в антиквариате и того не разумел. – Значит, ты отвез камушки Тамуське. А она?
– Обрадовалась. Так вот они, говорит. За них мой дурак хотел хорошие деньги получить, говорит. И чтобы эти деньги мимо меня пролетели, говорит. А хрен ему, говорит. Когда припечет – я ему эти камушки просто так не отдам, говорит…
– Ну, теперь действительно ясно, – подвел итог Сережа. – Домашняя шантажистка. Еще бы понять, как шкатулка… как коробка потом в постель попала. Впрочем…
Впрочем, это уже было не так чтобы важно.
Оставив Вовчика в спальне, Сережа вышел – и обнаружил такую картину.
Отец Амвросий с Маркизом-Убоищем забились в угол и оттуда мрачно таращились на флибустьера с Алмазом. Гости из Вайю тихо совещались. А Данка с Лилианой непостижимым образом успели найти общий язык. И обе шарили по квартире Наследника, стаскивая в одну кучу старую спортивную сумку, какое-то тряпье и даже книги.
– Ты прав, Алмаз, – сказал Монбар. – Ты прав, а я – слеп…
Законодатель с непостижимым для взгляда лицом положил руку на плечо флибустьеру.
– Камень постоянен по природе своей, – сказал он словно в утешение. – Ему не дано меняться. А человек, который несет в себе дух этого камня, сам не хочет меняться. Он – Аметист, ему свойственно отсекать лишнее. Вот он и отсек пирамиду Вайю.
– А мог бы стать Аметистом, – с некоторым сожалением произнес Монбар. – Мог бы. Но в нем нет жажды действия. Я полагал, что она проснется… И его жестокость останется жестокостью наблюдателя, никогда она не обратится против зла.
– Моя жестокость? – Сережа был ошарашен беспредельно.
– Ты зовешь ее строгостью, сударь мой. Мы, Аметисты, бережем людей от соблазнов. И внушаем страх перед наказанием. Это ты умеешь. Но подлинный Аметист не боится неудачи, а ты боишься.
– Пусть я боюсь неудачи. Но кто, в таком случае, спас шкатулку? – спросил атлет.
– Ты, – сказал Алмаз. – Но ведь ты рассчитывал получить от этого пользу. Ты хотел вернуть из Вайю двух женщин и одного алкоголика.
– Я и сейчас хочу, чтобы мне вернули мою бывшую жену, – мрачно произнес Сережа. – А алкоголика можете оставить себе. На память.
– Ей у нас неплохо, – с какой-то подозрительной скромностью отвечал Алмаз.
– Здесь ей будет лучше, – твердо возразил атлет. – А ему будет лучше там.
– Пожалуй, ты прав, сударь мой, потому что у нас он будет вечно пьян, – заметил Монбар. – Мы полагали выпроводить его сюда, чтобы он несколько протрезвел…
– Он только добавит на старые дрожжи, – подал из угла голос Маркиз-Убоище.
– Это безнадежно, – подтвердил Сережа.
Данка подошла к флибустьеру с раскрытой книгой в руках, показала ему что-то занятное. Возможно, строчки о нем самом в какой-нибудь пиратской энциклопедии.
– Ну что же… – Алмаз склонился над шкатулкой и негромко позвал:
– Оникс! Оникс!..
Полосатый луч вышел из шкатулки, уперся в потолок.
– Это Законодатель зовет? – прозвучал неуверенный голосок.
– Законодатель, – подтвердил Монбар и обнял Данку. – И Аметист, и Сердолик.
Человеческий силуэт обозначился в луче, Сережа вовремя протянул руки – и поймал зависшую в воздухе над шкатулкой Майку.
– Сереженька! Милый! – завопила она, повиснув на шее у бывшего мужа. – Как я без тебя соскучилась!..
– А я аппарат у Виктора Ивановича взял! – принялся докладывать Сережа. – Работает как железный зверь! И в стиле ретро!
Он кривил рот, пытаясь удержать и не выпустить на свободу счастливую улыбку. Нельзя же, в самом деле, так несуразно радоваться возвращению бывшей жены.
– Сережка! – Майка принялась быстро целовать его в щеки и в шею. – Сереженька!.. Какой аппарат? Какое ретро? Ты ничего не понимаешь!
Монбар и Законодатель переглянулись.
– Выходит, и тут ошиблись, – уныло сказал флибустьер.
– Пусть остается, – решил Алмаз.
Ознакомительная версия.
