— Держи, Лютик.
Сбросил свой жакет. И прыгнул в воду.
Это не было обычное плавание, и обычных навыков пловца было здесь мало. Волны мотали его вверх, вниз и в стороны, бросали в него вертящиеся в водовороте балки, доски и мебель, напирающие массы дерева угрожали раздавить в лепешку. Когда он, наконец, доплыл и схватился за крышу, он был уже сильно побитым. Крыша прыгала и вертелась на волнах, как волчок. Малыши ревели на разные голоса.
Трое, подумал он. Я никак не могу взять всех троих.
Рядом со своим плечом он почувствовал плечо.
— Двоих! — Антея Деррис выплюнула воду, схватила одного из детей. — Бери двоих!
Это было не так просто. Мальчика он стянул, зажал под мышкой. Девочка в панике вцепилась в стропила так сильно, что он долго не мог разжать ее ручку. Ему помогла волна, залившая и накрывшая их. Протопленная девочка отпустила стропила, Геральт зажал ее под другой подмышкой. А потом они втроем начали тонуть. Дети булькали и дергались. Геральт боролся.
Сам не зная каким образом, но вынырнул. Волна прижимала его к стене террасы, сбивая дыхание. Детей он не выпустил. Люди сверху кричали, пытаясь помочь, подать что-то, за что можно ухватиться. Не получилось. Водоворот оторвал их и понес. Он столкнулся с кем-то, это была Антея Деррис с девочкой на руках. Она боролась, но видно было, что из последних сил, С трудом удерживая над водой голову ребенка и свою.
Рядом всплеск, тяжелое дыхание. Мозаик. Она выхватила у него одного из детей, поплыла. Он увидел, как ее ударила принесенная волной балка. Закричала, но ребенка не выпустила.
Волны снова бросили их на стену террасы. На этот раз люди наверху были готовы, принесли даже лестницу, висели на ней с протянутыми руками. Они взяли у них детей. Он видел, как Лютик хватает и втягивает на террасу Мозаик.
Антея Деррис смотрела на него. У нее были красивые глаза. Она улыбнулась.
Волна ударила их кучей бревен. Большими столбами, вырванными из частокола.
Один столб угодил в Антею Деррис и припер ее к террасе. Антея выплюнул кровь. Много крови. Затем свесила голову на грудь и исчезла под водой.
Геральта ударили два столба, один в плечо, другой в бедро. Удары парализовали его, все онемело сразу же и полностью. Он захлебнулся и пошел ко дну.
Кто-то схватил его железной болезненной хваткой, потянул вверх к сверкающей поверхности. Он протянул руку, почувствовал мощный, твердый как скала бицепс. Силач работал ногами, разгонял воду как тритон, свободной рукой он отталкивал плавающие вокруг бревна и вертящихся в хаосе утопленников. Они вынырнули недалеко от террасы. Наверху крики, аплодисменты. Протянутые руки.
Через минуту он лежал в луже воды, кашляя, плюясь и рыгая на каменные плиты террасы. Рядом стоял на коленях Лютик, бледный, как бумага. С другой стороны Мозаик.
Тоже без румянца. И с дрожащими руками. Геральт уселся с трудом.
— Антея?
Лютик покачал головой и отвернулся. Мозаик опустила голову на колени. Он видел, как трясется ее спина.
Рядом сидел спаситель. Силач. Точнее, силачка. Беспорядочная щетина на остриженной наголо голове. Живот как зашнурованный рулет. Плечи, как у борца. Икры, как у дискобола.
— Я обязан тебе жизнью.
— А, чего там… — комендантша кордегардии беспечно махнула рукой. — Не о чем говорить. А вообще-то ты мудак, и у нас на тебя зуб, у меня и у девочек, за ту драку. Так что лучше нам на глаза не попадайся, а то мы тебе жопу надерем. Понял?
— Понял.
— Но надо признать, — комендантша энергично сплюнула, вытряхнула воду из уха, — что мудак из тебя смелый. Смелый ты мудак, Геральт из Ривии.
— А ты? Как тебя зовут?
— Виолетта, — сказала комендантша и вдруг потемнела. — А она? Которая…
— Антея Деррис.
— Антея Деррис, — повторила она, кривя губы. — Жаль.
— Жаль.
На террасе появилось много людей, стало тесно. Было уже не страшно, посветлело, ветер прекратился, флаги обвисли. Волны ослабели, вода отступила. Оставляя разруху и руины. И трупы, по которым уже лазили крабы.
Геральт с трудом поднялся. Каждое движение и каждый глубокий вдох отдавался тупой болью в боку.
Ужасно болело колено. Оба рукава были оторваны, он не помнил, когда именно их потерял. Кожа на левом локте, правом плече и, видимо, на лопатке была сорвана до живого мяса. Из множества мелких порезов текла кровь. В целом ничего серьезного, ничего такого, что должно волновать.
Солнце пробилось сквозь тучи, засияли блики на утихающем море. Сверкала крыша маяка на краю мыса, маяка из белого и красного кирпича, реликта времен эльфов. Реликта, который уже пережил не один такой шторм. И, похоже, не один еще переживет.
Преодолев уже спокойное, хотя и сильно захламленное плавающим мусором устье реки, на рейд выходила шхуна «Пандора Парви», под всеми парусами, как на параде. Толпа приветствовала ее.
Геральт помог встать Мозаик. На девушке тоже осталось совсем немного одежды. Лютик подал ей свой плащ, чтобы прикрыться. И многозначительно закашлял.
Перед ними стояла Литта Нейд. С медицинской сумкой через плечо.
— Я вернулась, — сказала она, глядя на ведьмака.
— Нет, — возразил он. — Ушла.
Она посмотрела на него. Холодными, чужими глазами. И тут же сосредоточила взгляд на чем-то очень далеком, расположенном очень далеко за правым плечом ведьмака.
— Значит, ты так хочешь это разыграть, — холодно сказала она. — Такие воспоминания оставить. Что ж, воля твоя, твой выбор. Хотя стиль мог бы выбрать чуть менее патетический. Тогда прощай. Я собираюсь оказывать помощь раненым и нуждающимся в ней. Тебе, очевидно, моя помощь не нужна. И я тоже. Мозаик!
Мозаик покачала головой. Взяла Геральта под руку. Коралл фыркнула.
— Даже так? Хочешь так? Таким образом? Что ж, воля твоя. Твой выбор. Прощайте.
Она повернулась и ушла.
*
В толпе, которая начала собираться на террасе, появился Фебус Равенга. Он, видимо, принимал участие в спасении, потому что мокрая одежда висела на нем клочьями. Какой-то услужливый человек подошел и подал ему шляпу. Вернее, то, что от нее осталось.
— Что теперь? — спросил кто-то из толпы. — Что теперь, господин советник?
— Что теперь? Что делать?
Равенга посмотрел на них. Долго смотрел. Потом выпрямился, выжал шляпу и надел на голову.
— Хоронить мертвых, — сказал он. — Заботиться о живых. И начинать отстраиваться.
*
Ударил колокол на кампаниле. Как будто хотел отметить, что он сохранился. Что хоть многое изменилось, кое-что остается незыблемым.
— Пойдем отсюда. — Геральт достал из-за воротника мокрые водоросли. — Лютик? Где мой меч?
