Ознакомительная версия.
Шульц Зебвель бывал на своей квартире весьма редко, проводя основное время, как считали все, на даче в швейцарских кантонах. Но на обильные подачки был самым щедрым из всех жильцов, поэтому консьержка было готова сама стелиться ему под ноги ковриком, лишь бы угодить и лишний раз выслужиться. Вот и сейчас еле слышный зуммер вызова оторвал Павловича от работы за компьютером.
– Доктор Зебвель! – послышался женский голосок после включения клавиши соединения. – Доставили блюда из домашней кухни, говорят, по вашему заказу.
– Да, Гретти. Забыл тебя предупредить. Проводи их в мою кухню и помоги разложить куда надо, а то у меня опять колено побаливает.
По нынешней легенде, он недавно катался в Альпах на лыжах и весьма повредил коленку. Поэтому и вернулся домой с помощью костыля.
Естественно, живот у старого оперативника сжимался от опасений за свою шкуру. Вполне могло быть, что сейчас вместе с консьержкой в квартиру вломится невесть кто и устроит хозяину скипидарно-горчичный день. Но с другой стороны, если хочешь выглядеть как солидный и добропорядочный гражданин, затворником казаться не подобает, свою первую и самую верную охранницу на входных дверях вынужден будешь впускать без раздумий. Да и сама клика Торговцев, если все-таки существует, не остановится на такой мелочи, как прикрытие своих действий наивностью простой служащей. Сразу появится сзади и долбанет по голове чем-нибудь увесистым.
Прислушиваясь, как консьержка распоряжается на кухне работниками доставки, мнимый дипломированный химик все-таки замер, удерживая в руке под пледом снятый с предохранителя пистолет. Совсем уж расслабляться и отдаваться на волю провидения он не собирался. Но, как и следовало ожидать, все обошлось. Разве что услужливая работница после наведения порядка в кухне еще и поинтересовалась через закрытую дверь:
– Доктор Зебвель! Если хотите, я вам и на стол подам. Или сестру пришлю, она за вами поухаживает и уберет со стола.
– Нет, Гретти, спасибо. Я потом и сам управлюсь, а сейчас прошу не беспокоить, работаю.
Дверь почти без щелчка захлопнулась, и на экране наблюдения за коридором было видно, как консьержка ушла чуть ли не на цыпочках. Павел Павлович печально покачал головой: «Да, как мне ни близки русские просторы, как ни тянет меня пожить где-нибудь на старости лет в глухой деревеньке, но кто же откажется от такого сервиса? Оно конечно, и на Руси можно людей за такие деньги вышколить, но все равно будут, как волки, всегда на лес посматривать. А вся показная услужливость после первой же пьянки наружу полезет. Да и во взгляде все равно будет читаться рассуждение типа как же, барин тут отыскался! Да я сам, мол, не хуже! А кроме как водку жрать, воровать да власти проклинать, ни на что более не способны. Да завидовать любому соседу, который справную корову и крепкое хозяйство имеет. И почему так получается, что самая потенциально великая империя не может навести у себя внутри элементарный порядок и поднять сервис на европейский уровень? Кто виноват?.. М-да… вечный вопрос. Хотя если критически на все посмотреть, то и моей вины в том бедламе хватает. Ну а как иначе было прожить? Или я, или меня. Другого не дано. Но все равно жалко! Э-эх! Видимо, так и придется свою глубокую старость на чужбине коротать».
С этими невеселыми рассуждениями он и вернулся к работе. В последний час он занимался просмотром собранных для него материалов по обители Желтых Грез. И делал это не только по причине своего знания некоторых нюансов творящегося рядом с монастырем столпотворения, но и по итогам логических выкладок: раз Торговец в этом деле замешан, то обязательно он или кто-то из его друзей там покажется. Да и специально направлять туда наблюдателей никакого смысла не было. Поднявшийся скандал настолько взбудоражил общественность, что Интернет просто ломился от фотографий, фильмов, статей и высказываний. Только и следовало, что правильно задать алгоритм нужных поисков и потом преспокойно рассматривать накопленный материал. Хотя в данном случае помощь опытного и знающего аналитика ох как бы не помешала! Но что делать, Казимир Теодорович куда-то сбежал, несмотря на все свои заверения покончить жизнь самоубийством при малейшей опасности.
Правда, в свете последних событий Павел Павлович склонялся к мысли, что старого поляка, скорее всего, похитили.
«Тихо, без ненужного шума и пыли. Да еще и вещи Казимира с собой прихватили для отвода глаз. Так что, скорее всего, Теодорович сейчас где-то гниет в глубоких подземельях или старательно повторяет свои ответы на непрекращающихся допросах. Вряд ли ему сейчас кто позавидует. Но самое главное, об этой квартирке он ни слухом ни духом не подозревает. Так что… И все-таки: про советские подземелья ракетного бункера тоже никто не подозревал, а вон как меня там прищучили».
Перед глазами мелькали кадры, фразы и разноцветные ссылки. Порой фотографии приходилось увеличивать и более тщательно присматриваться к лицам. Порой некоторые лица опознавались: слишком важные посты эти люди занимали в Германии, и таких людей любой крупный оперативник просто обязан был знать в лицо. Другое дело – серая масса зевак, которые огромными толпами умудрились съехаться к обители, вынашивая собственные, совершенно непонятные всему остальному миру интересы. Павел Павлович чуть ли не вслух задавался вопросами: и зачем они туда приперлись? Чего не сидится глупым обывателям дома? Неужели они надеются, что без их ценного мнения власть имущие функционеры и высшие полицейские чины не разберутся в этом скандале? И ведь название скандалу какое звучное журналисты придумали: «Дети – наше все!»
«Прямо Артек во времена Брежнева получается, – фыркал про себя зубр оперативник. – Вот смеху было бы, начни эти детки маршировать под звуки горна да кучковаться на линейке во время подъема флажков! Среди немцев тоже фанатиков хватает, но до такой дурости в последние времена никто не додумывался».
– О-о-о… – все-таки вырвалось восклицание вслух, после того как натасканный взгляд выхватил из толпы на фоне какого-то шикарного огромного автобуса знакомое лицо. – Не может быть!.. А, чтоб тебя, урода недоделанного!..
Дальше междометия стали полностью нецензурными. И если бы давно ушедшая консьержка могла подслушать, то весьма бы оказалась поражена тем, что доктор Зебвель так изощренно ругается на русском языке.
А тому было от чего прийти в ярость. Среди кучки общественников, прибывших к обители Желтых Грез от лица муниципалитета, отчетливо белело отлично узнаваемое лицо Бориса Викторовича Каралюхова, одного из лучших и самых дорогостоящих агентов почившей в бозе конторы. Холеный, в отличном костюме агент никак не походил на узника, сидящего в глубоких казематах здания городской прокуратуры. Одного взгляда хватало, чтобы опознать в нем представителя сливок общества. Натуральный миллионер герр Бонке!
Ознакомительная версия.
