Ознакомительная версия.
Нет уж, рисковать Уанаи не хочет. У нее есть только два выхода. Либо немедленно, сразу уходить отсюда как можно дальше. Либо попытаться спасти это нелепое влюбленное существо…
* * *
Ну как Сизому не радоваться на своего ученика, как не гордиться? Самый умный, самый ловкий, самый добычливый!
Начал охотиться без старших — Сизый все чаще оставлял его без присмотра, хоть и изводился при этом. Успокаивал себя: Первый уже не детеныш, скоро дорастет до взрослого имени. Сейчас зима, самые страшные здешние хищники спят до весны в логовах, а всякие лисы да волки ученику не страшны. Замерзнет — посидит в реке: вода теплее воздуха. Людей Кринаш предупредил, они ящеров не трогают. Вот только капканы…
Короткий Хвост рассказывала, что хитрые звероловы окунают капкан в воду и выставляют на мороз, чтобы ледяная корка не пропускала запах железа. Ну, Сизый все равно учует, он великий следопыт… но малыш-то, малыш…
Ну и зря учитель переживал, зря бились вразнобой все три его сердца. Вот он — счастье, гордость, надежда! Лежит в снегу, лапы под пузо подобрал — почтительность выказывает. А кончик хвоста никак не хочет замереть неподвижно, так и прыгает от радости. И есть чему радоваться: рядом с мордой лежит задушенный зверь. Увесистый и жирный.
— Барссухх! — на чистом человеческом языке представил Первый учителю свою добычу.
Сизый от умиления принялся сжимать и разжимать когти. Мало того что зверя добыл, так еще и название на языке людей не забыл. (У самого-то Сизого это человеческое слово из памяти убежало.)
И первую свою добычу, в одиночку убитую, учителю принес. Угощает.
Хорошо Сизый детеныша воспитал. Правильно.
Разумеется, учитель не обидел молодого охотника отказом. Солидно, не спеша, прижал тушку лапой, впился зубами, оторвал кусок мяса со шкурой, проглотил…
Ни по ту, ни по эту сторону Грани не ел Сизый ничего вкуснее!
А потом он улегся, свернулся в клубок, морду от добычи отвернул — сыт до отвала, пусть доедает кто хочет…
Детеныш не заставил себя уговаривать. Сизый растроганно слушал хруст костей на клычишках ученика и вспоминал свою первую самостоятельную охоту.
Но восхитительные, вкусные воспоминания были нарушены криками и шумом.
Люди. Двое. Ломятся через лес, как стадо камнегрызов, да еще орут на два голоса. Может, охотятся стаей, загоняют дичь для других?
Нет! Когда эти двое вывалились на поляну, на ящера обрушился запах страха и тревоги. Но даже такой искаженный запах Сизый узнал. Это были свои. Соседи. Те, кому Кринаш, хозяин здешних мест, позволяет жить в своих охотничьих угодьях.
И они тоже узнали ящеров. Остановилась, что-то спрашивают наперебой… Сизый разобрал только: у людей пропало что-то…
А вот умница Первый понял больше — не зря подолгу играл с человеческим детенышем. Быстро зашипел:
— У них отобрали и унесли самку!
— Зверь? — встревожился Сизый.
— Говорят — люди…
Сизый был озадачен, даже язык высунул во всю длину.
Эти двое, должно быть, сошлись на зов самки. На брачный сезон. Пока все понятно. Затем на зов самки пришли еще какие-то люди. Тоже понятно: двух самцов для семьи мало. Но эти, пришедшие позже, почему-то не попросились, как положено, в семью, а схватили самку и унесли куда-то.
Им не нужен был брачный сезон? Очень странно. Но зачем тогда им самка?
Ответ нашелся сразу, чудовищный, но единственно возможный.
Чтобы ее съесть!
Потрясенный подобным кощунством ящер взвился в боевую стойку и рявкнул так, что люди замолчали и шарахнулись в сторону. И в наступившей тишине Сизый успел сделать предложение:
— Сслед ссышшу!
Люди переглянулись. Не поняли? А Сизый от потрясения забыл все человеческие слова, только шипел:
— Нашшало, нашшало…
Умненький ученик и тут не оплошал:
— Ссизый хошшет нашшало сследа. Ссизый сышшет след. Ссизый — хорошшо!
Замечательно сказал. Четко и вразумительно. Даже люди — и те поняли. Загалдели, руками машут. За собой зовут.
Вот и чудесно. Сейчас ящер покажет этим двуногим, что такое настоящая охота!
* * *
Маринга обматывала смолистую ветку мхом. Рядом Челивис старательно отламывал от лежащей в снегу сосны еще одну ветку, которой тоже предстояло стать факелом.
Но и за работой они то и дело поглядывали на свою бесценную находку, как будто та могла вот-вот исчезнуть. Хотя куда может исчезнуть глубоко врезанное в камень изображение, которое Челивис и Маринга только что дружно признали филином! («А кто же это? Филин и есть! Клюв же крючком… да-да, вот эта загогулина — клюв… ну, не лебедь же это, верно?..»)
Кладоискатели даже не удивились, найдя неподалеку от изображения узкий, тесный вход в пещеру. Раз есть филин, то и Приют Филина должен быть.
Челивис уже сунулся туда, отведя ветви ели, нагло выросшей у самого входа. Он бы обрубил ветви мечом, но умница Маринга ему это запретила: незачем указывать путь прочим охотникам за сокровищем! И в первую очередь ее глазастой, приметливой сестрице… Ну да, она пошла в другую сторону по течению — и что? Аймара — хитрюга. Где захочет, там и объявится…
Короткая разведка дала немного: пещера темная, от входа расширяется. Там определенно есть что поискать, а значит — нужны факелы…
— Я у входа одна не останусь! — заявила Маринга. — Я одна боюсь-боюсь-боюсь!
Она так очаровательно изобразила робкую скромницу, что Челивис только восхищенно покрутил головой.
Он не спорил: конечно, вместе веселее. Игрок не ждал опасности от пещеры. Поперла удача, волной покатила!
И когда оба протиснулись мимо стражницы-ели и в два факела осветили гранитные стены — темные, с блестками слюды, — Челивиса волновала одна мысль: если он сейчас поцелует Марингу — получит по физиономии или нет?.. Наверное, не получит.
Он поцелует Марингу. Обязательно поцелует. Но — на обратном пути… Надо же сначала посмотреть, что приготовила для них судьба?..
А то, что приготовила для них судьба, чуть пошевелилось на каменном потолке. Случайный отблеск пламени отразился в выпуклых фасеточных глазах. В хищном нетерпении дрогнули хищные жвала.
Тварь, случайно забредшая в эти края через прореху в Грани, хотела переждать в пещере до ночи, а в темноте выйти на охоту. Но раз мясо само пришло в логово, то надо лишь немного выждать. Пусть добыча забредет подальше, чтоб не успела убежать…
* * *
— Что ворюга Арби пойман — это хорошо, — сказал сухо Унтоус. — Но я не хочу, чтобы весть об этой нелепой истории дошла до Мудрейшего. Последи, чтоб никто не распускал язык перед слугами приезжих Спрутов.
Ознакомительная версия.
