— Видъезжаешь, значит… До Петербурху… А в нашей провинции нехай твои мертвяки по улицам вештаются? Меня так за такое ремнем драл, а сам…
Митя обернулся и без всякого удивления поглядел на Даринку:
— А сам я в своем праве. Они пришли в мой дом, не я к ним вломился. У меня перед ними долгов нет, только у них передо мной — вот я с них долг и взыскал.
— Це у вас, у Моранычей, правила такие? — озадачилась Даринка.
— На все есть правила. — согласился Митя. — Не являться в чужой дом без приглашения, например, не только на виталийцев распространяется.
— А ты меня звал — хиба забул? Так и сказал — придешь к нам в дом… — напомнила Даринка разговор в бараке.
Митя тяжко вздохнул: он вредничал, а она взяла и явилась! Вот же… неугомонная девка.
— Ты куда во время боя делась?
— А должна была участвовать? Без мэнэ — аж нияк? — Даринка поглядела на него удивленно. — Знамо, сбегла. Заодно уж подывылась, куды варяги дернули.
— И куда? — равнодушно поинтересовался Митя.
— Живые — почитай, никуда, мертвяки их загрызли. А мертвяки сюды идуть.
— Как… сюды… то есть, сюда? — вскинулся Митя.
— Медленно. Но верно. Може, по тебе соскучились?
Митя вскочил и ринулся к дверям.
* * *
Аркадий Валерьянович сбежал вниз по лестнице и нырнул в проход к кухне. Возившаяся у плиты Леська только глянула на него… и тут же протянула сверток. От уже замаслившейся бумаги духовито тянуло печеным мясом. Аркадий Валерьянович только благодарно кивнул — в свидетельницы девчонка больше не нужна, раз Митька медведя нашел, а вот прислуга выйдет вполне приличная. Сообразительная. Подхватил из плетенки пирожок, и неприлично, на ходу, грызя подчерствевшее тесто, заторопился к выходу. В городе его ждала бездна дел и проблем. Если Митька прав, и Лаппо-Данилевские и впрямь замешаны, искать доказательства надо сейчас, потом и вовсе следов не останется. А где искать, кого допрашивать?
— Аркадий! — заполошный возглас заставил его остановится. Надо же, чуть в сестру не врезался… И зачем она тут прячется?
— Он сознался? — нервно сжимая пальцы, спросила Людмила. Из-за ее спины выглядывала Ниночка.
— Да сознается он, как же… — отмахнулся Меркулов. Ожидать от господина Лаппо-Данилевского признания глупо. Надо исследовать труп цыгана…
— Неужели посмел отпираться? Ах негодный мальчишка!
Да, этот его манерный сын, Алексей… возможно, удастся надавить на него…
— Мы еще не разговаривали. — отмахнулся Меркулов от сестры.
— Как… не разговаривали? Мы слышали, как ты на него кричал!
— На кого? — Аркадий Валерьянович удивленно воззрился на сестру. — А, на Митю… Да, отправь к нему горничную, пусть сделают ванну и чаю с медом… — уже направляясь к двери, распорядился он, и удивился вспыхнувшему на лице сестры изумлению.
— Ось-ось, видно понимающего человека, я теж так сказал — чаю! По первому разу-то самое оно! — старшина Потапенко торопливо взбегал навстречу по ступенькам парадного крыльца. — Постарше был бы, я б ему водки плеснул, а то ж молодый совсем хлопец — и надо же, столько тех чертей рогатых уколошкал! Кабы не он да Урусов, добрались бы до гимназисточек, да на драккары уволокли. Верно вам говорю, извиняюсь, конечно, перед дамами за такие неподходящие для нежных ушек разговоры. — зачастил старшина, заметив стоящую в глубине темной прихожей Людмилу и прижавшуюся к ней Ниночку. — А я к вам чего приехал-то, пане Аркадию! Мертвяки у нас. Повставали ти кляти варяги, мало нам с ними, живыми, хлопот было, теперь ще мертвые. Вы ж знаете, як их того… Бо Моранчей в губернии нема, а стервецов тих клятых багато!
— Погодите… — слегка ошеломленный потоком слов, помотал головой Меркулов. — Что вы говорили… Кто кого… уколошкал? Как?
— Так сынок ваш, варягов, топором. — обстоятельно пояснил старшина. — Знов-таки извиняюсь перед дамами… Голов пять точно… — старшина засомневался: пять для мальчишки — это подвиг, но зарубленных топором на площади было больше… столько даже обезумевший берсерк не перебьет, не то, что хлопец молодой! И он неуверенно добавил. — Може, и больше. Ну, так-то сынок ваш сам знает… ежели вспомнит, звычайно, бо первый раз он завсегда такой… туманный… вот как поутру над Днепром… — неожиданно впал в поэтичность старшина.
— Что значит, первый раз? — страшным шепотом повторил Меркулов.
Старшина посмотрел на него настороженно:
— Ну дык… известное дело… убить в первый раз, оно тяжело…
— Митя… полез в драку… с варягами… и… убил?
— Та положил как лесоруб — дровишки! Молодец! Казак! — одобрительно закивал старшина.
— Митька! — взревел отец, и ринулся вверх по лестнице, обратно, в комнату сына. Створка с грохотом отлетела в сторону… Комната была пуста.
Зато внизу, у парадного хода, отчаянно заорали.
— Мертвые! Мертвые! Аркадий! На помощь! Ниночка, беги в дом! Прячься!
Прыгая через ступеньку, Меркулов ринулся обратно, выскочил на крыльцо… По улице, прямиком к их дому, маршировали убитые варяги — сверкали на солнце разрубленные шлемы, залитые кровью лица, казалось, закрывали багровые платки.
У самого их забора мертвецы остановились — рыжебородый виталиец неподвижным взором уставился на сгрудившихся на крыльце людей. И сквозь разрубленное горло с сипом просочилось:
— Sssssleptu!
— Sssssleptu. Sssssleptu. Sssssleptu[1]. — подхватили остальные и принялись раскачиваться. Плотная, плечом к плечу толпа, колыхалась волной — туда-сюда, туда-сюда…
Ворота распахнулись, и со двора, вихляясь и громыхая, выскочила разболтанная паротелега. И ринулась прямиков на мертвецов. Сходу проломила строй и помчалась дальше, подпрыгивая на падающих телах.
— Митька! — заорал Аркадий Валерьянович, мгновенно узнав фигуру на облучке. Девчонку в ободранном кузове он тоже где-то видел.
Мертвецы дружно развернулись… и потрусили за паротелегой вдогонку.
[1] Отпусти (исл.)
Глава 42. Мертвецы на борту
По дороге бежали мертвецы. Строем по двое, плечом к плечу, мерно печатая шаг, не сбиваясь с шага, и конечно же, не уставая, мчались со скоростью хорошего рысака. Бежали и сипели:
— Slep… tu… Slep… tu…
Перед ними, подпрыгивая на каждой кочке и грохоча разболтанными деталями, скакала паротелега. Юноша на облучке то и дело оглядывался, будто боясь погони, и время от времени орал:
— Быстрее, еще быстрее!
— Хочь воны и враги, и мертви, а мне их все одно жалко — гонишь, мов скотину! — судорожно цепляясь за скамейку, пролязгала зубами Даринка.
— Если отец нас догонит, жалко будет нас! — Митя оглянулся через плечо.
Как получилось, что мертвецы не упокоились? Ведь он же их… отпустил? Или нет? Признаться, он тогда думал совершенно о другом: о цыгане, Лаппо-Данилевских, о том, что будет с ним самим, после того как два зарока из трех оказались выполнены… Мог и не отпустить. Дядюшка Белозерский за такое бы шкуру спустил, но что уж теперь… только убрать неупокоенных из города. Потому что если они вдруг попадают мертвыми, то есть, совсем мертвыми, прямо на улицах, слишком у многих возникнет вопрос — кто и как их упокоил? Вопросы возникнут в любом случае, но… как говаривали питерские сыскари: «нет тела — нет дела!» Поэтому сейчас тела в плотном строю убирались из города прочь.
— Давайте, давайте, шагайте откуда пришли! — подбодрил их Митя и… мертвецы вдруг дружно свернули с дороги и сквозь густые заросли кустарника ломанулись к реке.
— Куда это они? — изо всех сил цепляясь за поручень, проверещала Даринка.
— Полагаю… на драккар. — хмыкнул Митя. Телега бешенным зайцем проскакала по бездорожью… Как Мите хотелось вернуть своего паро-коня! Даже если ради этого придется подружиться с Ингваром… нет, на такие жертвы он все-таки не готов… Если Ингвар очень-очень захочет подружиться с ним, то… Митя, пожалуй, не станет его отваживать. Потому что без автоматона невозможно! Очередная дорожная кочка долбанула под днище, паротелега выпустила фонтан пара, внутри нее что-то задребезжало… и она намертво встала, завязнув «носом» в кустах.
