Так они продвигались по территории врага. Снова им встречались сторожевые заставы, которые Адин решил не трогать. Огибая их так, чтобы враги не заметили никого, воители продолжали приближаться к следующему городу на карте Западного государства — Куорм. Несмотря на то, что он, как и все, был обнесён стенами, всё-таки он был меньше Вальдэра и Терлатура. А потому вместо 7000 виран планировал оставить там 5000. Когда они приблизились к этом поселению настолько, что враги со стен стали обстреливать захватчиков из луков, ваурд призвал частицу Атрака, и все воители наполнились могуществом. Вновь быстрая поступь буквально приблизила их к вратам. Снова мощный удар кулака Дракалеса открывает доступ к этому оплоту, и непреодолимое войско южного вирана вливается туда бурным потоком. Битва заняла лишь весь остаток вечера. Под начало ночи бои были окончены. И было принято решение переночевать в этом городе.
Дракалес, как всегда, стоял на стене и глядел на звёзды, ведя беседы со своей верной спутницей. Однако в этот раз к ним присоединился Вихрь. Тайна зелья силы была открыла Дракалесу и Золине, а потому он мог смело обсудить с ними результаты эксперимента. Он сказал, что сразу после начала вторжения он использовал силу Атрака для того, чтобы умчаться в противоположную сторону Куорма, чтобы испить зелье, пока его никто не видит, а после принялся сражаться с воителями, которые начали подступать к нему. Дальше он принялся подбирать различные сравнения, чтобы постараться описать то, на что оказался способен с силами, дарованными этим варевом. Его послушать — так он мог вообще летать и крушить черепа только лишь одним ударом голого кулака. Настолько могущественным сделался он от смешения этих двух сил, что тяжесть доспехов и собственного тела не ощущались совсем. Он как будто бы обрёл свободу, которая не предназначена для человека. А разум его сделался настолько могущественным, что он буквально на ходу придумывал рукопашные приёмы, хотя никогда не занимался этим. Всю свою жизнь он оттачивал мастерство владения мечом. А теперь, какое бы оружие ни попало ему под руку, он сразу же обретал возможностью пользоваться им так, как будто бы он всю жизнь с ним тренировался. Правда, цепы в таком бою были бесполезны. Противник был слишком увёртлив, чтобы попасть по нему набалдашником, а цепь не остановишь так, как, например, тот же меч. В общем, всё то же самое, что и понял Дракалес, когда познавал мастерство управления этим оружием. Дослушав до конца воодушевлённый пересказ событий, произошедших с Вихрем, ваурд принялся показывать, как у него получается управлять цепом. И, когда все увидели, как цепь замирает следом за остановкой удара, то поддались удивлению. Вроде бы в руке исполина цеп, но ведёт себя, словно это — булава. Вихрь взял и попробовал сделать так же, думая, что не всё знал об этом оружии, предполагая, что есть какая-то позиция этого оружия, при котором подвижная часть может фиксироваться и превращаться в булаву. Однако через какое-то время его пустых потуг Дракалес признался, что делает это при помощи своих божественных сил, а потому тот может не стараться повторить этот приём. Вихрь отложил это оружие и заключил, что оно довольно бесполезное. Но ваурд сказал, чтобы тот не торопился с выводами, а после объяснил, против кого особенно хорошим будет это оружие: «Воинство Адина помимо мечей носит ещё и щиты. Именно благодаря щитам они настолько непробиваемы. Однако цеп как раз таки был придуман для того, чтобы обойти такую защиту. Воитель перед тем, как нанести удар, выставляет вперёд свою защитную пластину. Если ты следил за стилем битвы Асаида, он никогда не идёт в бой, опустив свой щит. Наоборот, он выставляет его так, чтобы любой удар пришёлся именно по нему, именно по щиту. Но цеп лишает щитника этого преимущество. Подвижная часть этого оружия облетает пластину, и удар набалдашника приходится именно по человеку. Если воитель пренебрёг шлемом или наплечниками, этого удара будет достаточно» Рассказывая всё это, Дракалес также и наглядно показывал, как происходит удар, как цепь ложится на ребро щита, а шипастая сфера продолжает полёт. Поэтому Вихрь и Золина могли всё это даже представлять. В конце этого объяснения меченосец признался, что и подумать не мог, будто бы всё настолько сложно. Вихрь сказал, что считал цеп просто очередным видом оружия, якобы он был придуман лишь просто для разнообразия. Но теперь его глаза открылись. И ему было о чём подумать. Золина же попросила Дракалеса показать ей вновь то, как это оружие замирает в воздухе. Ваурд, конечно же, не отказал ей, и она стала расспрашивать его об этой божественной силе, что ещё умеет Дракалес. Но, конечно же, главное, что ей нужно было от этой силы, так это понимание. Она хотела иметь такую же власть над оружием. Тарелон, само собой, понимал это, а потому сразу же предупредил, что обладать такой властью могут лишь ваурды и ратарды. Человеку или какому другому существу, не являющемуся воином Атрака, такое мастерство будет недоступно. И всё же девушка не оставляла попыток понять, как именно Дракалес делает это, прося его повторить это снова и снова, а также описать, что именно он для этого делает. И ваурд не отказывал ей в этом.
Наступило утро, и Адин собрал всех воителей перед главными вратами. В этом маленьком городке было очень трудно разместить всех, а потому пришлось собираться перед городом, а не внутри него. Он отделил от своих людей пять тысяч, которые поселятся в Куорме и будут охранять его от возможного вторжения противника. До полудня он занимался этим разделением и объяснением тактики битвы с противником — позволить им войти в город, а после уже встречать на открытых пространствах, демонстрируя им своё бесстрашие и мастерство управления оружием. Крайне важно избегать тактических манёвров, а иначе противник тут же переймёт инициативу и уничтожит их. Он также дал указание, чтобы они хорошо относились к жителям этого города. Они пришли сюда не угнетать, а, наоборот, освобождать. Впрочем, они это уже и так знали. Однако напоминания эти лишними не будут. В общем, Адин оставил в Куорме тех, кто на протяжении всего пути сюда непрестанно уставал, а также ещё примерно тысячу из других, чтобы получилось 5000. Асаид в их число не вошёл. Он будет идти до самого Седалума. Дракалес одобрил это.
Следующий город, на который нацелился Адин, был Дексмилл. Однако на третий день пути к нему они увидели небольшое сражение близ шахтёрского городка. Горстка воителей Гамиона противостояла горнорабочим и явно имела преимущество в этом. Адин ринулся помочь работникам. Уничтожить десяток вражеских воителей было делом одного мгновения. Однако после этого шахтёры напали уже на своих освободителей. В их глазах не читалось ничего, кроме алчности. Они как будто бы лишились рассудка, и этот скверный дух направлял их мысли и тела. Поняв, что эта битва будет бессмысленной, виран отступил. Большинство шахтёров вернулись восвояси, когда как некоторые не прекратили преследование. Виран не хотел их убивать, а потому приказал лишь обезвредить. Когда всех пятерых связали верёвкой, что была найдена при них, всё воинство спокойно двинулось дальше. Да, этот морок превращает людей в ничего непонимающих животных, которые бросаются на всех, кто не похож на них. И Адин ещё сильнее утверждался в том, чтобы довести эту войну до конца.
В середине третьего дня Адин осадил Дексмилл, а ночью все бои были завершены. На утро следующего воинство собралось за пределом города, виран оставил 7000 тут и двинулся дальше. Во второй день на горизонте нарисовалась горная стена, так самая, которая оделяет восточную часть от западной. Через четыре дня на горизонте можно было разглядеть Кататод. А в ночь с пятого на шестой они разбили лагерь, чтобы грядущим утром приступить к осаде этого скверного места.
Город наполнился тревогой. Стражники, которые стояли в гарнизоне, стремились вниз, чтобы встретить захватчиков. Никто из них никогда не видел, чтобы люди могли так быстро бегать. Подверженные действию духа войны воители Адина были словно неотвратимое бедствие. Их грозный боевой клич, их несломимая поступь, их яростные лица. Всё это могло сбить с толку любого здравомыслящего человека. Но именно что здравомыслящего. Воинство Гамиона перестало быть таковым. Впустив в себя алчность, они уже не могли увидеть признаки собственного поражения. Они просто шли в объятья собственной погибели. У них даже не возникло вопросов: «А что это за исполин такой в багровых доспехах, который ведёт за собой всех этих воителей?» Чем ближе становилась столица, тем сильнее были пороки в сердцах людей и тем сложнее достучаться до их здравомыслия. Даже то, что бог войны забирал у них фиолетовый дух, эту побуждающую силу, не меняло ничего. Эти люди настолько прониклись нечестием, что даже очищение было бессмысленным. Они уже сами становились такими источниками. И ничего, кроме лишь истребления, не помогало. И вот, это самое истребление к ним и пришло. Кататод отличался от других городов тем, что дух алчности здесь был более ощутим. Дракалес своим всепрозревающим взором видел это. Этот дух нависал над этим миром, словно грозовая туча, разящая громом и молниями. Однако, если туча обычно наплывает на местность, то этот покров образовывался тут иным образом — он исходил из людей, которые тут жили. Поднимаясь вверх, этот дух скапливался над этим местом и подпитывал атмосферу, которая как раз таки и была ненавистна четырём пилигримам, двое из которых сейчас сражаются в этой битве. И пока воинство Адина освобождало улицы Кататода от нечестивых людей, ваурд рассматривал, как этот дух перестаёт подпитываться. Да, с каждым сражённым противником подпитка уменьшалась. Но был один источник, особенно крупный. Не такой, каким был Авут, советник Гамиона, павший в самом начале этого завоевания, ещё в Кандоке. Но достаточно большой. Как будто бы здесь зарождался третий источник алчности. И Победоносец направил свою грозную поступь туда, откуда исходило это.
