Мы сидим в обнимку. Дрожит пламя свечей в канделябре — я не стала зажигать магический светильник, хотелось уюта. Вытянутые тени на полу — моя, человеческая и его — звериная, сливаются в единый, бесформенный силуэт.
Нет, я не жалею тебя, мой упрямый и гордый мужчина. Жалость не нужна тому, кто победил, а ты победил в этой битве. Я просто понимаю тебя чуть лучше. С твоей закрытостью, ехидством и вечным самоконтролем.
— Никогда никому про это не рассказывал, — он хмыкает. — Видимо, стал болтлив. Старость.
— Я на тебя дурно влияю, — говорю я, обнимая его за шею и целуя в ухо.
— Точно, — смеется. — Сеньорита научит меня плохому?
Это кто еще кого научит! Все, чего я умею «плохого» — от него.
И хорошего тоже.
— Спасибо.
Я не уточняю за что «спасибо», но он все правильно понимает.
— Пожалуйста, и… Франческа! Не называй имя Гайлса в присутствии других Стражей, ладно? Мы все слишком хорошо его помним.
Он целует меня в висок и шлепает по попе:
— Подъем, леди. Впереди целый вечер, и у меня были на него планы.
Я вскакиваю, с притворным возмущением потирая ягодицы:
— Не сяду к тебе больше на колени!
— Трагедия, — соглашается мой мужчина. — Даже не знаю, как я это переживу. Остается только и правда уйти в пираты. У меня и кнорр есть. Причем ровно такой, как требуется — с полосатым парусом, набитый головорезами и клятвопреступниками, способный появляться из ниоткуда и исчезать в никуда. Крюк и кнорр — с такими данными сами боги велели грабить кораб…
Он осекается и молчит так долго, что я пугаюсь.
— Что-то случилось?
— Случилось… Слушай, Франческа! Ты же мой якорь, правильно?
Я сразу понимаю к чему этот вопрос. И пугаюсь еще сильнее.
— Не знаю, — ложь звучит естественно.
Мне совсем не нравится направление, в котором движется разговор. Как отвлечь его?!
— Вспоминайте, леди, что вы делали накануне моего возвращения? Когда я ушел подышать воздухом, а вернулся через десять лет.
— Не помню… это было месяц назад.
Я прекрасно помню все. Тот день будет сниться мне в кошмарах и годы спустя. Черный поющий ветер — совсем как тогда, в храме культистов… Изуродованные, вплавленные в землю останки тел, и лиловая тьма в глазах ребенка.
… и клятва, которую мы с Джованни дали друг другу. Я никому не смогу сказать правду.
— Постарайтесь, сеньорита. Ну же.
— Ну, я пошла в храм… — это даже не ложь. Когда все закончилось, когда в одно мгновение долина Роуз хиллс сменилась ставшими почти родными развалинами вокруг Старины Честера, я не смогла устоять на ногах. Помню, как подломились колени, и я опустилась в осеннюю грязь, не заботясь о чистоте платья. Обессиленная, разбитая. Казалось, мир никогда не станет прежним. А потом мне отчаянно захотелось поговорить с богами, не важно — мертвы они или живы…
— Зачем ты туда ходишь? Я же тысячи раз повторял — боги мертвы.
— Мне это надо, Элвин. Не богам — мне. Я пошла туда и молилась, чтобы ты вернулся. Я ужасно по тебе соскучилась.
И это тоже не ложь. Я каждый раз поминала его в своих молитвах, не забыла и в тот раз. По привычке, без веры, что это поможет.
— Даже так? — он улыбается. — Спасибо. Все сходится. Ты — мой якорь. Я вернулся потому, что ты ждала. А это значит… — долгая театральная пауза.
— Что? — обреченно спрашиваю я.
— Что у меня и правда есть корабль, Франческа.
Так и знала!
— Не надо, Элвин!
— «Не надо» — что? Эй, девочка, ты же не собираешься плакать? А ну прекрати!
Я и не собиралась плакать! Даже мысли такой не было. Я скорее надаю ему пощечин! Что за безумная, глупейшая идея?!
— Пожалуйста! Не делай этого! — я повторяю это, вцепившись в его рубашку. И моргаю, пытаясь прогнать дурацкие слезы, а они не уходят.
— Сеньорита, ну хватит разводить сырость. Я же еще никуда не делся.
Я смотрю на него, сквозь застилающую глаза влагу, и понимаю, что бесполезно. Он уже все решил. За нас двоих. Как всегда.
Не послушал меня, даже не посоветовался.
Просто зла не хватает!
А еще страшно. Ужасно, безумно страшно, что он снова исчезнет и уже не вернется.
Отталкиваю его в ответ на попытку обнять. Ну, уж нет! Никаких примирений!
— Ты ведь все равно уплывешь, я вижу! Мои просьбы и желания для тебя ничего не значат. Я не буду тебя ждать, можешь торчать в своем безвременье хоть тысячу лет.
Элвин еще что-то говорит, но я уже не слушаю. Затыкаю уши и убегаю. Как маленький ребенок.
Стыдно. И ничего не могу с собой поделать.
Сначала я хотела совсем уйти из дома. Взять Гейла — он позволяет мне седлать себя, пусть у меня и нет кольца. Но Элвин будет волноваться, а я, конечно, страшно зла на него, но совсем не хочу, чтобы он переживал.
Знаю, что это такое — переживать за того, кого нет рядом. Когда не знаешь, что с ним и вернется ли он…
Поэтому я просто призываю Маленькую Фран — она всегда умеет меня успокоить. И поднимаюсь наверх, на смотровую площадку. Смотрю на город внизу и дуюсь…
Эта девочка… Элисон. Она сказала, что я буду якорем своему Стражу. И что он всегда будет возвращаться. Ко мне. Означает ли это, что мои тревоги напрасны?
…зачем ему вообще куда-то уезжать?!
Я слышу его еще на лестнице. Знакомый звук шагов. Потом скрип двери. Любимый запах…
— Ты ведь даже не спросила, куда и зачем я хочу отправиться, — он пробует меня погладить, но я в ответ показываю клыки и хлещу хвостом. Если я не стала убегать, это не значит, что я готова мириться.
— Пойми, тут не глупая блажь оттого, что мне наскучило быть рядом с тобой. Просто… моя сестра Августа — лучший маг жизни в этом мире. Ты бы ее видела, Франческа! Вьюнок, который держит Старину Честера — ее работа. Если что-то и возможно сделать с этим, — он кидает мимолетный взгляд на культю, — то она знает — что. Но на Эмайн Аблах нет прямых путей. Жезл повелителя ши — единственное, что способно открыть путь через холмы. Туда даже мерлетты не летают.
Я слушаю эту речь, кипя от возмущения, и под конец все же не выдерживаю — превращаюсь, чтобы дать ответ.
— Ну конечно! Ты будешь меня убеждать, что другого пути не существует, и дело вовсе не в том, что тебе хочется подчинить все кругом своей воле. Даже дурацкий корабль мертвецов. Чтобы вертелось так, как ты желаешь.
— Франческа, я вернусь.
— Через сколько лет?
— Месяц, может чуть больше. Клянусь! Только жди меня. Пожалуйста.
Элвин
Сеньорита была права и не права одновременно. Я хотел подчинить себе силу горна. И я боялся возвращаться в туманное ничто, где нет красок, вкусов и запахов, а от скрипа весел можно сойти с ума. Возможно, именно из-за этого страха мне так важно было туда вернуться.