переломный момент, когда решается главный вопрос – быть победе или поражению!
– Пора! – громко произнёс он, поворачиваясь к И-Лунгу и его свите.
Окружённый отборными воинами, головой отвечавшими за безопасность жизни повелителя, И-Лунг лично возглавил атаку Железных Ястребов, брошенных уже на измотанного, не способного оказать сопротивление противника. Стальной вал крылатой конницы захлестнул боевые порядки гиньцев, и воины князя Аньло побежали. Торжествующие имперцы рубили мечами и совнями направо и налево.
Князь Аньло в это время находился позади строя своих войск, недалеко от Абрены. Брошенная в бой тысяча его личной охраны уже давно истаяла в кровавом круговороте сражения, и с гиньским князем теперь была лишь небольшая кучка приближённых.
Над полем боя висели густые клубы чёрного дыма, исходящие от объятой пламенем деревушки Ной-Су. Аньло и его свита время от времени привставали на стременах, вытягивали шеи, чтобы получше рассмотреть, что же такое творится там впереди. Внезапно до них донёсся странный гул, перекрывший шум битвы. Они все, как по команде обернули свои лица в ту сторону, откуда явственней всего доносился этот необычный звук.
То, что они увидели, потрясло их. Со стороны Ной-Су в лагерь сломя голову бежали пешие и конные гиньцы. При виде этого князь Аньло вздыбил своего жеребца и поскакал наперерез беглецам. Навстречу ему катилась многотысячная обезумевшая от страха толпа, в которую превратилось его войско. Многие, поднимая руки к небу, нечленораздельно вопили об адских духах, вырвавшихся из преисподней.
Князь громко кричал, бил бегущих плетью по головам. Охрипнув, он пробовал уговаривать, но никто не слушал его отчаянных призывов. Его конь остановился, развернулся и, увлекаемый всеобщим движением, поскакал назад.
Воинство гиньцев было почти полностью уничтожено, оставив на поле боя свыше тридцати семи тысяч трупов. Тела побеждённых усеяли пространство длиной почти в пятнадцать лин. Главный начальник войск Саваш и ещё семеро гиньских военачальников пали в сражении. Более восемнадцати тысяч гиньцев попали в плен. Половину из них И-Лунг приказал казнить, а наиболее крепких и сильных продать в рабство на рудники.
Сам гиньский князь, благодаря самоотверженности его телохранителей, задержавших погоню, сумел бежать с поля сражения. Он гнал своего скакуна до самого берега Чулбы. Очутившись на другом берегу, Аньло приказал сжечь все лодки и суда, дабы имперцы не могли переправиться через реку. После чего князь спешно направился в Гинь-Су.
Глава 3
Господин начальник имперской Тайной Стражи пребывал в самом скверном расположении духа. Да и бренное тело господина Сюманга, после встречи с кулаками Кендага, также находилось в весьма плачевном состоянии. Он лежал на походном ложе, страдальчески обратив свой взор к потолку палатки.
Двое лекарей хлопотливо суетились возле него. Один прикладывал к безобразно распухшему носу начальника Тайной Стражи лёд и ставил ему примочки. Второй, тыкая ложкой в плотно сомкнутые губы больного, безуспешно пытался влить ему в рот лекарство.
Судя по запаху, который оно издавало, зелье было не из приятных и, как подозревал Сюманг, содержало немалую толику помёта летучих мышей. К тому же удар Кендага чуть не сломал ему гортань, и он едва мог глотать, а посему вонючая настойка задерживалась у него во рту дольше, чем ему хотелось.
Ещё одним человеком, присутствующим в довольно просторной походной палатке начальника Тайной Стражи, был священнослужитель бога Чомбе. Расположившись неподалёку от входа, он жёг на углях в небольшом бронзовом треножнике какие-то благовония и, время от времени, нудно гнусавил молитвы, испрашивая у своего бога о скорейшем выздоровлении «благоверного государственного мужа».
За прошедшие два последних дня эти бездарные армейские лекари, и гнусавый священник Чомбе до смерти надоели Сюмангу, доведя его до состояния тихого бешенства. Наверное, эти трое перепробовали на нём все лекарства, снадобья и святые обереги, кои были у них в запасе. Иногда, совершенно забыв о больном, лекари до хрипоты спорили о преимуществах того или иного способа лечения, а священник рассказывал о случаях чудотворного исцеления, свидетелем которых он был.
Если бы они знали, о чём думает их подопечный, за которым они так «старательно» ухаживали, то тотчас бежали бы от него без оглядки. А господин Сюманг всего-навсего мечтал о том, что как только у него пройдут головокружение и слабость, то он всенепременно возбудит против этих троих дело о покушении на его жизнь и отправит их в пыточный подвал своего Приказа.
Неимоверным усилием воли Сюманг заставил себя разжать губы и проглотить лекарство, которое совал ему один из лекарей. Он сделал это лишь ради того, чтобы его хоть на часок оставили в покое. Поэтому сразу после приёма зелья Сюманг притворился, что его тянет ко сну. Лекари ещё раз ощупали и осмотрели больного, после чего вместе со священником покинули палатку.
Сюманг остался один. Он слегка приподнялся на наваленные под голову подушки, устраиваясь поудобнее. Вот теперь можно поразмышлять о Кендаге и других, более важных вещах без помех. Его угнетала мысль о том, что он и его люди так опростоволосились и упустили одного из самых злейших врагов нефритового престола. Подумать только – лучшие ищейки империи обшарили почти весь Тайгетар, искали Кендага в разных глухих углах, а оказывается – он прятался у них под самым носом!
Ещё его заботило то, что повелитель, которому он оказал столько услуг, даже не соизволил справиться о здоровье «ушей и глаз государевых». Неужели он потерял благоволение владыки? Впрочем, это было не так уж страшно.
Во-первых, князь Чже Шен, в руках которого сосредоточена истинная власть, по-прежнему благоволит Сюмангу. Во-вторых, большинство его недоброжелателей осталось в столице, а он здесь – в воинском лагере, под боком государя. Ну, а те, кто сейчас находятся рядом с повелителем, ему не противники, ибо Сюманг никогда не лез в дела военных, а они в свою очередь не совали нос в дела
