— Лита! — одернул девушку Сарин, заметив, как напряглись дочь вейнгара и юный гвардеец, когда-то принесший клятву верности нынешнему правителю Тэлы.
Но Литаурэль сдаваться не собиралась. Она не видела смысла щадить кого бы то ни было.
Правда, она и есть правда! Она не зависит от чьих-то чувств и поступков, и, по мнению Истинной, имеет право быть озвученной при любых обстоятельствах.
— Не надо меня останавливать, Сарин! — отрезала девушка. — Незачем щадить ее чувства. Таирия не маленькая. Она ответственная и умная, раз отправилась искать Лутарга. Здесь всем пришлось через многое пройти, и все из-за этого человека. То, что ей не повезло, и подобный ему стал ее отцом, не должно превратиться в нашу проблему!
Сейчас Литаурэль говорила, не повышая голоса, но от этого речь ее звучала не менее пронзительно — столько скрытой силы и уверенности было в каждом произнесенном слове.
— Если бы не он — мой народ давно бы стал свободным. Лутарг не вырос бы без отца и матери. Ты, — она посмотрела на старца, — не потратил бы свою жизнь, разыскивая его. Много чего могло бы вовсе не произойти, если бы кто-то попридержал свои амбициозные стремления. А так… — Лита резко махнула рукой, разрубая воздух. — Лураса заболела, лишившись сына и Перворожденного. Окаэнтар помешался на свободе и пошел на предательство. Антаргин ранен, а мы сидим здесь, в лесу, и строим геройские планы. Слишком много бед от одного, не находите?
В процессе своей обличительной речи тресаирка вскочила на ноги и теперь свысока взирала на остальных, собравшихся у костра, словно оратор с площади, убеждающий народ в необходимости бунта. Грудь ее шумно вздымалась, рот кривила презрительная усмешка, а дыхание с шумом срывалось с губ. Она выглядела, как истинный вожак. Вот только никто не зааплодировал.
Все молча сидели, позволяя ее взгляду по очереди, с вызовом сверлить каждого их них, и только Таирию била неконтролируемая дрожь.
— Прости, — обратилась к ней Литаурэль, заметив состояние девушки, — но ты должна понимать. Мы те, кем являемся, а вейнгар… — рожденная с духом сознательно не стала говорить "отец", чтобы еще больше не задевать Таирию. — Он не достоин права жить. И тем более править.
— Я понимаю, — прерывистым шепотом согласилась Ири. — Но и ты пойми. Он мой родитель, и я любила его. И… и сейчас люблю таким, каким помню.
Последняя фраза была произнесена настолько тихо, что за треском поленьев и шипением мяса ее расслышали лишь Лутарг и Литаурэль — те, кому эти слова предназначались.
— А сейчас, если вы не против, я хочу побыть одна, — лишенным эмоций голосом хорошо вышколенной дочери правителя продолжила Таирия, поднимаясь. Заставив себя опустить руки, которыми обнимала себя за плечи, пытаясь сдержать дрожь, девушка изящным жестом приподняла юбку и перешагнула бревно, что служило ей стулом.
— Не отходи далеко, — предостерег сестру Лутарг, ощущая, как свою, всю гамму противоречивых эмоций, что терзали ее, и потому не препятствуя.
Сбавив шаг, Ири кивнула, но не повернулась, не хотела показывать другим собственную слабость, проступившую на глазах в виде слез.
Ей было больно, за отца, за себя, тетушку и Лутарга. Больно и обидно от осознания, что изменить их судьбы не в ее силах. Не в чьих силах.
— Ты была резка! — высказал Сарин Литаурэль, лишь только дочь вейнгара отошла на некоторое расстояние от костра.
— Да, и так лучше для нее, — согласилась Истинная, но вины за это не ощущала.
Лита считала, что лучше выяснить все сразу, чем долго и бессмысленно бродить около. Она не собиралась скрывать от Таирии то, что думала, лишь бы не ранить чувства дочери вейнгара. На ее взгляд, та достойна знать всю правду, а не ее сглаженный вариант — так будет лишь больнее в дальнейшем.
— Не надо сверлить меня взглядом, — отчеканила Литаурэль, обращаясь к Истаргу, который смотрел на нее горящими яростью глазами. — Иди за ней, обними, ты же этого хочешь?! А ей нужен близкий человек рядом.
Лита тяжело вздохнула, сгибаясь под тяжестью осуждения, направленного на нее. Она присела на освободившееся место, поближе к Лутаргу — единственному, от кого не исходили пробивающие насквозь волны гнева.
— Ты же понимаешь меня? — с надеждой спросила она у молодого человека.
Он посмотрел на нее долгим взглядом, и Литаурэль не увидела в нем неодобрения или порицания, лишь только печаль.
* * *
Они медленно, но неотвратимо приближались к цели своего путешествия. Напряжение, возникшее в их рядах, после памятного разговора в первый день пути, никуда не делось, а все также бередило мечущиеся души. Лутарг не мог не замечать скованность и грусть Таирии, а она — его нахмуренных бровей и плотно сжатых губ. В такие моменты, каждый без слов понимал, о чем думает другой, но наболевшего не касался. Сарин, как мог, пытался разрядить атмосферу, но получалось плохо, так как тревожащие мысли не желали покидать взбудораженные умы.
Литаурэль все также держалась на расстоянии вытянутой руки от Лутарга, даже после того, как в следующем поселении, возникшем на их пути, старик приобрел для нее гнедую лошадку, и уже не было нужды делить с Освободителем одно седло.
Казалось, посреди шестерки протянулась незримая преграда, разделив ее на две части, и только Сарин оставался связующим звеном, удерживающим их единение. Старик поддерживал Лутарга, подбадривал Таирию, разговаривал с Литаурэль, и, переходя от одного к другому, делал вид, что разногласий не существует.
Передвигались медленно, держась в стороне от больших дорог. Лишь однажды остановились в непосредственной близости от Арутэлы, чтобы разузнать обстановку в столице. Сарин предполагал, что в каждом городе, на каждых воротах, должны быть объявления о пропаже или похищении дочери вейнгара, и оказался прав. Тэла гудела, взбудораженная ошеломляющей новостью. Усиленные караулы встречали путников у городских стен. Каждый желающий попасть в город подвергался допросу и тщательному осмотру на предмет обнаружения принадлежащих Таирии вещей.
В целом, старика непомерно удивлял тот факт, что Ири и ее сопровождающие, абсолютно не скрываясь, сумели добраться до Трисшунки и не попасть в лапы одного из гвардейских отрядов. Он находил единственное объяснение этому. Основная масса поисковиков сосредоточилась в непосредственной близости от столицы. Никто не предполагал, что похитители двинутся в сторону Трисшунских гор, где на пугающей горной крепости все еще развивался белый флаг месяца побора.
В отличие от попутчиков Лутарга, Урнаг и его спутники следовали за своей целью совершенно не скрываясь. И уже на третий день пути они пересеклись с отрядом гвардейцев, держащим путь в Синастелу. Изумление сподручного вейнгара не имело границ, когда мужчина узнал о причине их путешествия, а злость, проснувшаяся от осознания собственной слепоты, вылилась в яростное рукоприкладство. Досталось всем, но больше всего Хамруну, который на момент беседы с гвардейцами шел по следу обреченного, а по возвращении отпускал сальные шуточки про брюнетку и ее стройные ножки.
