Мора плавным движением перетекла в кресло, к нему на колени и, загипнотизировав своим невозможным морским взглядом, поцеловала его.
Красивая легенда, которую когда-то поведал ей этот мужчина, была правдой. Но не хватало в ней одного кусочка: если ундине не будет хватать любви среди людей, она умрет.
И Мора любила его этой ночью так, как будто в последний раз.
Любила так, как только могут любить ундины.
* * *
На следующее утро Яромир проснулся в отличном расположении духа. Впервые за последний месяц у него ничего не болело: ни спина, ни ребра, ни даже лицо, которое стягивали болячки по всему периметру. А когда, встав, шатренец заметил, что к голове вернулась привычная тяжесть волос, то и совсем повеселел. Правда, ундины уже не было, и было неизвестно, куда она отправилась, и когда она вернется, но, в сущности, это было не так уж и важно: все, что они хотели друг другу сказать, они сказали еще прошлой ночью.
Яромир встал с кровати и, на всякий случай обернув простыню вокруг торса, подошел к зеркалу, висящему прямо над столиком.
В серебристой поверхности отразилось молодое лицо, на котором от ран остались лишь едва заметные ниточки шрамов, а само лицо обрамляли светло-русые волосы, чуть темнее, чем у Ждана. Дабы проверить радостную новость, шатренец обернулся и глянул на себя через плечо. Так и есть: волосы вернулись к своему нормальному состоянию и длине — на палец ниже лопаток, и мало того, рана, от которой он еще неделю назад чуть не окочурился на руках друзей, тоже практически затянулась и уже совсем не болела.
Яр перевел взгляд вниз и тут же заметил листочек пергамента, исписанный витиеватыми рунами. Судя по всему, писала все это сама Мора, и сомневаться в подлинности добытых знаний не приходилось. Он быстро пробежался по строчкам и, засунув его за пазуху, улыбнулся сам себе. Значит, все-таки Третья Школа Чародейства. Значит, все-таки пророчество. Ну что ж, значит, будем исполнять в меру своих скромных сил и возможностей. Тем более, что здесь почти точно указано на Дара. Вопрос только в том, почему он — "сын Проклятой"?
Так бы он, наверное, за своими мыслями ничего и не заметил, если бы не слишком громкий шепот под окном:
— Я же сказал тебе, что он по бабам шляться пошел! — голос был подозрительно знакомым и неожиданно злым: — герой хренов!
— Он не мог просто так нас бросить, — возражал другой голос не так уверенно, — я в это не верь.
— Да не верь, что я тебе, запрещаю, что ли? Только если хочешь спасать своего дерганного войника, то дожидаться его легкомысленного дружка я тебе не советую.
Послышались еле слышные всхлипы.
Яромир, настроение которого заметно ухудшилось, подкрался к окну и выглянул в него. И естественно, никакого чуда не случилось: около дома, прямо рядом с цветочной клумбой, сидела зареванная Веля, уткнувшись лицом в помятую и грязную одежду Ждана, а тот бормотал себе под нос ругательства, виртуозно перемежая их со словами утешения.
— Да ладно, сдался тебе этот княжеский сынок, сами справимся. Помнишь, мы же как-то тогда нашли Дарена? Давай еще раз попробуем.
От этого предложения девушка разрыдалась еще громче, и Яр не выдержал, высунувшись прямо из окна:
— Прекратите этот балаган!
Всхлипы стихли. Велимира подняла голову и зло посмотрела на шатренца. Но злость во взгляде быстро сменилась сначала недоумением, а потом и растерянностью. Во-первых, он выглядел так, будто лечился у профессионального чаровника-целителя примерно с две седьмицы, во-вторых, из его зеленых глаз исчезло то, что ей, Веле, так категорически не нравилось: безысходность. Наоборот: во взгляде шатренца пылало нездоровое возбуждение, перемешивающееся с такой же нездоровой радостью.
— Ну, что я говорил? Жив он. А ты тут сопли распустила…
И Яромир с запозданием вспомнил, что ундины поглощают все силы вокруг себя, и Веля, не найдя его следов, подумала, что и его убили. А сейчас, когда Мора ушла, чары спали, и "ниточка" снова засветилась.
— Зачем ты нас бросил?
— Я же сказал, что мне надо зайти к одному знакомому, — пожал плечами Яр и добавил: — тем более, что я узнал две важных вещи.
Ждан рассердился:
— Тогда выходи и поведай нам их, герой-любовник! Или для того, чтобы набраться смелости, тебе надо было обязательно с кем-нибудь переспать?
— Ждан, ты дурак, — отмахнулся шатренец, — Веля скажи ему, что он не прав. Или ты тоже не знаешь?
Девушка, до сих пор смотревшая на него со смесью растерянности и озадаченности, все-таки сказала:
— Я не уверена. Тебе нужно подойти ближе.
— Ладно, сейчас.
Яромир оглянулся на дверь и решил, что выйти через окно, дабы не делать лишних телодвижений и не компрометировать даму, будет удобней. Что он, собственно и сделал, примяв несколько ромашек, цветущих под окном. Позолоченные солнцем волосы взлетели и опустились хозяину на плечи.
Велимира восторженно смотрела на шатренца: длинные волосы вместо коротких обрубков придали лицу какую-то утонченность, а на самом лице не осталось ничего от тех увечий, которыми его наградили с месяц назад.
— Тебе патлы не мешаются? — съязвил Ждан, перехватив этот взгляд.
— Нет.
Наступила неловкая тишина, и Веля напомнила:
— Ты обещал новости.
— Обещал. Первая: наш общий знакомый все-таки жив.
— Это тебе сказала та, с которой ты спал?
Но шатренец, будто и не услышав Ждана, невозмутимо продолжив:
— И вторая: мы сейчас же отправляемся за ним, потому как я нашел информацию куда он направляется и как уничтожить то, что принесло нам столько неприятностей.
— Веля, скажи этому придурку, чем я здесь занимался, и пойдем.
— А окно ты так и оставишь открытым? Не боишься, что у любовницы украдут что-нибудь ценное.
Яр посмотрел на велю и попросил заткнуть этого дурака, пока он не сделал это самостоятельно.
— Ничегошеньки ей не сделают, — буркнула вдруг Велимира, — она — ундина.
— Кто? — переспросил Ждан.
Но ему никто не ответил.
Друзья перелезли через невысокий забор и зашагали по улице. Парень стал раздумывать над тем, что же такое "ундина". Слово было знакомым, да и можно было догадаться, что это что-то связано с чародейством, раз за ночь в этом белобрысом нахале произошли такие разительные перемены.
Девушка шла сбоку от Ждана, помалкивая и стыдясь самой себя. Когда она посмотрела на Нити Яромира, то сразу же почувствовала неприятный укол внизу живота, в простонародье называющийся ревностью. Веля приводила сама себе убедительные доводы, ругала сама себя, говорила, что суженным судьбой все равно назначен другой, и что этот другой сейчас в опасности…
