Над ним возвышалась башня. Основательная, сложенная из серого камня, она казалась надежной и крепкой, несмотря на рассекавшие ее трещины, на обвалившиеся зубцы.
— Последний приют, — прошептал Хёльв и вздрогнул: эти слова принадлежали не ему.
Он поднялся и нерешительно подошел ко входу. Потянул ручку на себя, отчаянно надеясь, что замок заклинило. Но дверь поддалась — легко и без скрипа открылась, приглашая войти внутрь.
Комната Фархе не изменилась: книжные шкафы, гобелены на стенах, раскрытые фолианты, манускрипты. Только лежавшее на полу тело исчезло. Ковер был совершенно чист, и Хёльв, присев на корточки, провел ладонью по жесткому, щекочущему кожу ворсу.
— Опять фокусы, проворчал юноша.
— Куда ж без них, — отозвался кто-то.
Хёльв вскочил и огляделся. Сперва он ничего не заметил, но потом на нижних ступенях лестницы замерцал огонек, и минуту спустя в комнату поднялся невероятно старый, весь какой-то усохший и сморщенный гном, облаченный в глухой зеленый сюртук до пят. Следом вышагивал огромный бурый кот самой наглой породы.
— Чего уставился, как отец-настоятель на аппетитную прихожанку? — произнес кот, располагаясь в единственном приличном кресле.
— Собственно, я… э-э-э… видите ли… — промямлил Хёльв. — Мне кажется, надо было прийти, чтобы…
— Видим-видим, — отозвался кот, — чего уж тут можно не видеть? Ты нашего колдуна убил?
Хёльв сглотнул и снова сел на пол.
— Расселся тут, — продолжал бурчать кот.
— Как это невежливо, — вставил гном, подбрасывая в камин поленья и шишки. Юноша так и не понял, кого тот упрекает — кота или его.
Разгоревшийся огонь выстрелил искрами, и по комнате покатилась теплая сосновая волна.
— Ну, тогда я пойду, — предложил Хёльв.
— Пойдет он. Думаешь, все так просто? — Кот грозно засопел, ожидая ответа.
— Я… Мне очень жаль, — еле слышно произнес Хёльв.
— Прежде всего, дорогой мой мальчик, ты жалеешь самого себя, — цинично усмехнулся кот, — и свою навеки утерянную непорочность.
Хёльв с обидой посмотрел на распоясавшееся животное:
— Я должен помочь хозяину этого замка… Этой башни.
— Да что ты? И как же ты собрался ему помочь? Воскресить его из мертвых?
— Вернуть Чистое Сердце монахиням. Чтобы он мог спокойно спуститься в Ристаговы Подземелья.
Кот презрительно фыркнул и накрыл морду хвостом.
— Спокойно? — Гном сел рядом с Хёльвом и посмотрел ему прямо в глаза. — О чем вы говорите, молодой господин?
— Мне сказали, что Фархе невольно нарушил клятву, и из-за этого Ристаг не принимает его душу.
— Это очень верно, — закивал гном, — и ваше желание помочь было бы достойно всяческих похвал, если бы…
— Если бы оно не являлось вынужденным, — закончил кот. — Магия Фархе вынудила тебя вернуться и вынуждает заботиться о выполнении чужого обещания. Но тебе не кажется, что отобранная жизнь стоит чуточку больше нескольких неприятных снов и путешествия по бездорожью?
— Что от меня требуется? — спросил Хёльв, зная наперед, что ответ ему не понравится.
Гном улыбнулся:
— Я служил у досточтимого колдуна несколько последних лет. Господин ничего так не хотел, как обзавестись учеником. К сожалению, уважаемый Фархе был слишком разборчив: один был для него слишком зелен, другой — слишком зануден, третий — слишком болтлив… Но сейчас у него нет выбора. Учеником станешь ты. Хёльв обмяк.
— Убив колдуна, вы, молодой господин, сами того не ведая, связали себя с ним и переняли часть его силы. — При этих словах Хёльв вспомнил туманные намеки баронессы Амель и удивленный, оценивающий взгляд Риль. — Эта сила поможет вам вернуть сестрам Чистое Сердце, призвать дух Фархе и начать обучение.
— А до тех пор, пока не сможешь называться чародеем — хоть и самым захудалым, — ты останешься здесь, — добавил кот.
Хёльв с ужасом посмотрел на гнома:
— Что же это получается? Я — пленник замка?
— Отчего же пленник? Можешь считать себя студентом-магиком Доступно?
— Доступно. Все-таки — пленник?
— Студент.
— Студент-пленник?
— Студент — он ведь всегда немного пленник, — заметил кот. — В общем, юноша, советую не тратить время зря. Судя по твоим округлым ушам, ты не эльф и пары тысячелетий у тебя в запасе нет. Располагайся, книги частично здесь, частично в подземелье… Иеронимус тебе поможет.
— Кто-кто?
— Иеронимус.
— Я. — Гном поклонился.
— Ты?
— Я, мой господин. — Гном склонился еще ниже.
— Я твой господин?
— Вы — мой господин, — подтвердил гном, почти уперевшись макушкой в пол.
— Ага. Я, значит?
— Вы, господин.
Кот, с трудом оторвавшись от угрюмого созерцания Хёльва, повернулся к Иеронимусу:
— Какая дивная сообразительность. Думаю, ты не будешь поспевать таскать книги из подземелья для такого способного ученика.
Хёльи нахмурился:
— Если я кому-то не нравлюсь…
— Ты что — хорошенькая кошечка, чтобы мне нравиться?
— Я тут не по своей воле.
— Зато по своей вине.
— Вы не можете меня тут удерживать!
Пламя в камине заволновалось, поднялось, вздулось парусом. Огненные язычки потемнели, стали багровыми.
— Мы тебя тут и не удерживаем. Тебя удерживает заклятие.
— Но это несправедливо! Это жестоко! — выкрикнул Хёльв дрожащим голосом.
— А убивать — не жестоко? Ты кем себя вообразил? Невинно страдающим дитятей? Святым? — прошипел кот, и в воздухе вокруг него заплясали крошечные злые молнии. — Ты лишил замок хозяина. Замок забирает тебя. Просто идеальная справедливость. — Он помолчал успокаиваясь и неожиданно мягко добавил: — В ходе сражения можно потерять палец или всю руку. Можно остаться без головы. Ты же лишился свободы. Бывает гораздо хуже, поверь мне. Бывает и куда более горькая и бессмысленная неволя.
— Вы вернете монахиням их святыню и станете учеником чародея — такова плата за ваш поступок, — добавил Иеронимус. И тут же поправился: — Точнее, учеником духа чародея.
Хёльв яростно помотал головой, отступая к дверям. Он понимал, что воздаяние справедливо, но капризная детская обида не позволяла ему это признать.
— Неправда! Неправда! — В уголках глаз собрались слезы. Подхватив с пола дорожный мешок, Хёльв откланялся: Всего хорошего, надеюсь, никогда не увидимся.
И выскочил из комнаты.
— Какой нервный молодой человек. — Кот равнодушно зевнул.
— До скорой встречи, господин, — попрощался Иеронимус.
Но юноша уже ничего не слышал: он затопал по лестнице, на ходу вскидывая на спину котомку, выскочил из башни в режущие холодом зимние сумерки, зябко поежился и рысью направился в сторону леса.
