— Золотая рыбка — это плохо, — сказала я, сжимая смартфон в потной руке.
— Свет? — изумилась Олеся.
— Вот что, Олеська, — я вернула н лицо уверенный и спокойный вид, — Ты тут посиди немного. Так… — я взяла рюкзак, открыла секретное отделение, вытащила и сунула в карман паспорт. — Смотри, вот тут баблосы… не очень много, но на крайняк хватит пару дней перекантоваться. Но скорее всего не понадобится. Так, телефон Елены… — я вытащила из заднего кармана блокнот, написала телефон и вырвала листок.
— В смысле — пару дней? — испуганно воскликнула девушка, — Ты чего?
Плохо, что я не успела подумать. Я положила листок с номером Елены на стол, встала и пошла прямо в расставленный капкан.
Хорошо, что я не успела подумать. Я оставила бедную Олеську одну в чужом городе — и с ней оставила нашу стратегически важную инкунабулу, рукописный труд подруги моей бабушки, сборник записей о нашем даре и о муравьином льве — о той женщине, которая ждала меня у капкана.
Глава 54.
Удивительно, как Настя волновалась все эти дни, и как по контрасту буднично и невзрачно прошла сама поимка путешественницы. К ним с Соней присоединилась немолодая женщина с измождённым лицом в длинном каком-то «православном» на вид одеянии. Соня коротко представила её как «сестру Акулину» и велела не задавать вопросов. Настя подчинилась. Примерно час после получения условного знака они сидели молча за столом. Акулина медленно водила пальцами по бумажной карте города, изредка шептала что-то. В какой-то момент, когда Настя уже начала невольно зевать и поёживаться, чувствуя, как отсиживает всё тело, Акулина издала сдавленный возглас и ткнула пальцем куда-то в район Телевышки.
Не сговариваясь, они вскочили, быстро молча оделись и вышли из дома. Акулина несла сложенную узкой гармошкой карту, то и дело поглаживая её там и тут, поводя вдоль улиц. На перекрёстке Соня тут же взмахом руки поймала машину. Водила открыл дверцу, что-то спросил — Соня быстро и тихо предложила цену и объяснила задачу. У них было в лучшем случае полчаса. Настя сжимала в кармане телефон мужа, ожидая звонка. Звонка, который они должны игнорировать, и второй, и третий раз. Потом, когда путешественница окажется в зоне доступа, она ответит на вызов и напугает её посильнее. Чтобы не вздумала удрать.
Это даже не понадобилось делать. Они увидели её на подходе к Настиному дому, вошли с ней в подъезд и на площадке между этажами Соня прыгнула вперёд (это выглядело так, словно прыгнула медведица).
Путешественница пыталась уйти в прыжок. Это было фантастическое, невероятное зрелище: обе женщины словно покрывались рябью, их очертания текли и смазывались, а потом резко, рывком всё вернулось в норму.
— Нет, рыба моя, — пропыхтела Соня, заворачивая путешественнице руку за спину так, что у той затрещал локоть, — Меня ты не перетащишь. Быстро, в квартиру! — и наградила пойманную увесистым пинком пониже спины.
— Ты же не можешь её постоянно держать, — с опаской сказала Настя, открывая дверь.
— И могла бы, — спокойно сказала Соня, фантастически быстро отдышавшись. Снова, как после той неудачной попытки её «швырнуть», она выглядела моложе и ярче, чем обычно: румяные щёки, помолодевшее, подтянувшееся лицо, блестящие глаза. — Только в этом не будет необходимости.
— Почему? — тихо спросила сестра Акулина.
— Потому что наш поциент — дура, ответила Соня и с силой швырнула пленницу на пол в комнате. — Она возомнила, что её силы бесконечны. Что, если она может одна прыгать по пять раз в день, то и меня можно безнаказанно тащить. — Соня наклонилась, уперев одну руку в колено, и перевернула путешественницу на спину. Та выглядела плохо. Глаза её обвели тёмные круги, дышала она судорожно, из глаз текли слёзы.
— Хуёво тебе, девочка, — почти сочувственно сказала Соня, — А ты бы не лезла не в свои дела-то. Не совалась бы, говорю, в чужой монастырь со своим уставом. Катилась бы куда подальше, в Европу, а то и даже за океан, жила бы там себе припеваючи. Буржуи — они любят таких легких бездельниц. Тут статейка, там картинка, тут заказик, там заказик, на жизнь бы заработала. Чего тебя всё тянуло назад-то, а, рыба моя?
— Ба… бушка… — просипела путешественница.
— «Бааабушка», — передразнила Соня, — Поразительно, как в этаких поганых себялюбивых натурах гнездится сентиментальность самого низкого пошиба. Ладно, — она выпрямилась, — Никуда это краса от нас не денется в ближайшие три-четыре часа. Времени хватит на всё. Но сначала, — она аккуратно присела на пол рядом с хватающей воздух молодой женщиной, — Скажи, голуба, где тетрадка?
— Какая тетрадка? — встревожилась Настя, — Соня, давай быстрее кончать с этим делом! Скоро муж вернётся…
— Цыц, — беззлобно, но внушительно сказала Соня, — Успеем. Дел на пять минут. Мы почти в самом центре, Акулина видит во все стороны с запасом, у тебя тоже резерв на три броска с остатком. А этой надо дать хоть немного в себя прийти, иначе она сдохнет раньше, чем мы успеем поставить замок.
— Что за тетрадка? — настойчиво повторила Настя. Ей почему-то казалось, что это важно.
— Хуй… вам, — выплюнула путешественница, дернулась — но Соня уже держала её за плечо.
— Попробуешь — сдохнешь прямо сейчас. — сообщила она ласково, — Или поживёшь ещё немного.
Наставница села прямо на пол, продолжая держать путешественницу за плечи. Со стороны это выглядело безобидно и даже трогательно — словно она помогает упавшему человеку.
— Готовь сеть, Акулинушка, — сказала она, потом повернулась к Насте — голова задела кисточки скатерти, свисающей со стола. Почти такой же, какая была дома у самой Сони. — Строй развёртку, как я учила, Настенька, — от этих ласковых обращений одновременно стало жутко и спокойно. Если у них что-то не получится, Соня им головы оторвёт… но у них же должно получиться! Настя подошла к Акулине, они взялись за руки и закрыли глаза. До этого Настя тренировалась в развёртке только со слабенькой стражницей Олей, которая жила в Кстово и приезжала несколько раз специально для этого. В лиловом сумраке, проявлявшемся за опущенными веками, когда она брала Олю за руки, едва проявлялись слабыми светящимися нитями ближайшие улицы. Оля была слабой лучинкой, светильничком на минеральном масле, чей фитилёк едва коптил.
Акулина была софитом. Нет, круче — она была маяком. Вокруг Насти разбежалась сияющая сеть от самого горящего огнём центра, через реку и по всей её излучине, до ровно горящих спальных районов и сходящих на нет дальних улиц, переходящих в деревенскую частную застройку и дачи. Настя почувствовала себя как человек, который играл в куличики в песочнице, и вдруг ему в руки дали экскаватор. Нет, даже не в руки. Она сама стала экскаватором, ледоколом, трансатлантическим аэролайнером, гигантским роботом-трансформером. Она протянула невидимые могучие руки и принялась сгребать сияющие огни к себе, формируя вокруг себя кольцо, потом кратер, потом трубу, в которую свет и напряжение стали втекать уже сами. Где-то помимо слуха внутри головы прозвучала Соня: «Бери нить путешественницы», и Настя увидела эту нить — ядовито-зелёную на тёплом фоне своего огня. Эту нить она начала наматывать на свою трубу снизу вверх, заставляя её расти, а нить растягиваться в усиливающемся напряжении. Ещё немного — ей не хватало самой малости для того, чтобы замкнуть обмотку, и она ждала какого-то решительного действия со стороны Сони, чтобы сомкнуть концы.
В этот момент произошли две вещи.
Открылась входная дверь — Настя опять ощутила это не слухом, не зрением, но вибрацией всех костей. Перед ней возник яркий лоскут чистого белого света.
И тут же Соня крикнула внутри её головы:
«Закрывай!»
Плохо, что она не успела подумать. Её призрачные руки притянули сияние, оно всосалось в горячие огни трубы. Зелёная нить напоследок тоже вспыхнула ярко — и всё исчезло.
Хорошо, что она не успела подумать. В последний момент она ощутила, какая сила прошла через трубу вниз, куда-то в землю под домом, в темноту. Если бы она промедлила хоть на миг, эта сила испепелила бы и её, и женщин рядом с ней.
