Бывшая сойка подняла глаза от тряпки и натертого до блеска пола, выпрямилась с некоторым трудом из-за затекшей спины. Над ней стоял господин Тазбэ, старший распределитель работ среди верующих, пришедших работать в храм по зову сердца.
— Да?
— Надо накормить гарнизон Требухи. Тебя там будут рады увидеть.
— Хорошо. Но я не закончила.
— Оставь. — Тазбэ был неплохим человеком. Сердобольным и достойным. А еще он верил так же горячо, как Лавиани, и та нет-нет да улыбалась на его веселые, добрые шутки. — Машни справится.
Она безропотно набросила толстый капюшон накидки на седые растрепанные волосы и, сутулясь, прошла через весь храмовый зал на улицу.
Холод тут же пробрал её до костей, несмотря на теплую одежду. К мраморным ступеням липли желтые листья, камень влажно блестел от дождя, отражая синие блики.
Сойка, ежась и кляня про себя дождь, топталась у основания храма. Скорее бы уже непогода кончилась и вновь наступили ясные дни.
Она любовалась видом, открывающимся отсюда. На дома, бесконечные улицы, тянущиеся к свирепой горной реке, скачущей от водопада. На замок герцога, расположенный высоко-высоко над столицей. И конечно же на две грандиозные черные башни, довлеющие над всей долиной.
Два черных великана, сотканных словно бы из ночи, усыпанных острыми гранями-лезвиями. Будущий дом Вэйрэна. Самое прекрасное, что когда-либо существовало в этом мире. Их огромные тени широкими полосами ложились на город, скрывая под собой целые кварталы, переползая с улицы на улицу, пока за горами не исчезало солнце.
Башни Калав-им-тарк вновь высились над Шарудом, как в прежние времена. Та, что стояла справа от водопада, полностью построена. Левая же — пока не имела шпиля и на фоне сестры казалась заброшенной.
Так и было. Стройку остановили еще в середине лета, да так и не начали снова.
В правой, на вершине, там, куда добраться могли лишь орлы, играющие с послеобеденным сильным ветром, всегда горели огни. Там жила сама Рукавичка. Та, о которой Лавиани столько слышала, но так и не смогла увидеть. Асторэ и воспитательница его светлости, отправившаяся с ним на юг, а неделю назад вернувшаяся с ним же обратно, вела жизнь затворницы. Хотя говорили, что раньше она довольно часто приходила в храм. Лавиани очень хотела бы встретиться с ней, прикоснуться к её платью, попросить о благословении. Она упорно работала и не сомневалась, что рано или поздно её вера будет вознаграждена. Вэйрэн всегда отмечает каждого, кто идет за ним.
Это неоспоримый факт.
Запряженная двумя лошадьми, подъехала повозка, и Лавиани поблагодарила асторэ про себя за то, что колымага со скрипучими колесами была с крышей.
До Требухи путь неблизкий, аккурат через весь город, да еще и в гору. Точно промокнешь. За кучера сидел Тазбэ, внутри, среди больших кувшинов и порядком горячих кастрюль примостились Варла и Рхона. Женщины, тоже приходящие к храму — помогать всем, чем только можно.
Варла была из Дагевара. Рхона из Горного герцогства, восточных кантонов, сейчас все еще оказывающих сопротивление истинному герцогу, называя его самозванцем. Лавиани не вдавалась в подробности. Её не волновало, что происходит вокруг, ибо она знала, что Эрего да Монтаг справится со всеми проблемами.
Так уже было, и так будет всегда.
Сейчас Лавиани тряслась на жесткой скамейке, опустив голову и ощущая, как тепло и вкусно пахнет свежим хлебом, гороховым супом, жареной бараниной. Она не ела с утра, в животе заурчало. Протяжно и предательски.
Рхона посмотрела на нее из-под платка, скрывающего золотистые волосы, молча залезла под тряпки на тюках, извлекла отломленный кусок хлеба, до сих пор исходящего паром. Сунула сойке.
Затем подняла из-под ног металлическую миску, откинула крышку с одной из кастрюль, половником зачерпнула супа. Варла протянула ложку с искривленной ручкой, сказала грубоватым голосом:
— Ешь, сестра. Мы уже перекусили на кухне. Ешь. Там пока всех накормишь, не выстоишь голодная-то.
Лавиани начала есть, стараясь удержать миску внутри прыгающей на камнях повозки и не пролить суп.
— Очень вкусно, — искренне сказала она. — Спасибо.
Требуха — большой каменный дом, трехэтажный, массивный, похожий на крепость, стоял на дороге, ведущей прочь из города, в высокогорные луга, к озерам и отрогам Печати Таувинов, двугорбого пика, защищавшего город от западных ветров. Дом всегда принадлежал храму, и раньше, во времена поклонения Шестерым, здесь давали приют и укрытие паломникам из других кантонов. Теперь поток шедших к ложным богам полностью иссяк, а дом, благодаря его глубоким подвалам и надёжным дверям, стали использовать для... почитателей Шестерых. Но теперь они обитали здесь не в качестве паломников, а как узники.
Разумеется, в Требуху засовывали не всех, кто сомневался в Вэйрэне. Ибо в сердце его много любви к заблудшим душам. В храме рассказывали о его кротком нраве и о том, что перед Войной Гнева он не карал учеников Шестерых, а словом и убеждением обращал на свою сторону. Лишь те, кто упорствовал, нарушал законы герцогства, осквернял святыни храма, смущал других, становились постояльцами подвалов Требухи.
Охранял этих отступников небольшой гарнизон, заботу о котором взял на себя храм Вэйрэна. Лавиани приезжала туда дважды и в первый раз насчитала девять человек, а во второй — одиннадцать.
Они все оказались приветливыми, добрыми людьми и обходились сурово лишь с противниками веры. Лавиани, нынешнюю Лавиани, так не похожую на прежнюю, здесь полюбили. Она щедро накладывала еду в их тарелки и никогда не отказывала в добавке, могла пошутить, была любезна, но и за словом в карман не лезла, если кто-то начинал подтрунивать над скромной тихоней Рхоной.
Лавиани вместе с соратницами перенесла кастрюли и кувшины, повязала фартук и накормила каждого из девяти присутствующих.
— Еще двое в караулке остались, — сказал им чернявый сержант, забирая вместе с тарелкой супа хлеб с чесноком и окороком. — Оставьте для них.
— Остынет, — ответила Лавиани. — Я отнесу. Куда мне?
— Вон та дверь, до конца коридора и вниз по лестнице.
— Вы справитесь вдвоем? — спросила Лавиани у женщин.
Получив утвердительный ответ, она быстро собрала еду на поднос, умудрившись подцепить еще и кувшин с сильно разбавленным вином. Отнесла вниз.
Возле входа в подвал сидели двое стражников. Услышав шаги сойки, они повернулись в сторону лестницы.
— Благослови тебя Вэйрэн, Лани, — сказал один из них. С переломанным носом и двумя отсутствующими пальцами на правой руке. Он знал ее, но она не была уверена, что когда-либо слышала его имя — лишь видела в прошлый раз в трапезной... — А мы уж думали, о нас забыли. Что сегодня?
— Гороховый суп, чеснок, окорок, хлеб. Ваше любимое пойло вот. Еще каша с мясом. Все не унесла. Сейчас.
Она поднялась наверх, вернулась с небольшой, до сих пор теплой кастрюлей, где на дне было достаточно каши для двоих.
После того как пришло время ехать назад, они должны были задержаться у реки, чтобы отмыть грязную посуду, но из-за дождя и темноты не стали, решив все сделать на храмовой кухне.
— Остановись за мостом, — попросила Лавиани у Тазбэ. — Устала сегодня. Пойду домой.
Тот просто кивнул. Работа в храме Вэйрэна — дело добровольное, никто никого не заставляет.
Стоило лишь пересечь мост, Лавиани душевно попрощалась, обняв обеих женщин, кивнула Тазбэ и отошла к краю дороги, ожидая, когда повозка уедет.
Дождь не прекращался, шелестел по капюшону, река шумела со странным умиротворением.
— Рыба полосатая, — пробормотала сойка и, раздраженная, направилась назад, вспомнив, что забыла забрать из караулки кастрюлю. Если не вернуть — завтра на кухне при храме будет нескончаемое стенание.
В этой части столицы огни горели оранжевым обычным пламенем. И если Лавиани хотелось взглядом прикоснуться к Вэйрэну, она задирала голову к небу. Башен из-за непогоды видно не было, хотя сойка кожей ощущала, как они возвышаются над городом, на склонах утеса, с которого вниз падает Брюллендефоссен. И видела где-то там, скрытое за тучами, бледно-синее сияние из окон правой твердыни Калав-им-тарка.
