Усмешка.
Они вышли в столовую, которая теперь ничуть не напоминала ту, где совсем недавно Лавиани с другими верующими устраивали ужин для тюремщиков. Столы перевернуты, стулья сломаны, люстра оторвана, и во всем помещении горит лишь один факел да камин в противоположном конце зала. Алебарда была вбита в потолочную балку. Другая — в стену, и на ней, пронзенный, висел человек. Тела остальных валялись повсюду, а самый последний — возле двери, до которой так и не успел добежать.
Они вышли на улицу, под дождь, и сойка быстрым шагом направилась прочь, глядя прямо перед собой.
— Мне придется вернуться утром и снова мыть полы. Хотя бы несколько дней, пока не утихнет переполох, когда найдут мертвецов. Сейчас я доведу тебя до нашего логова. Мы сменили место после того, как тебя поймали.
— Нет нужды. Я знаю дорогу.
— Да ну? — Она с подозрением посмотрела на дэво. — Тебе во сне богиня нашептала?
Он коснулся пальцем носа, сверкнул улыбкой:
— Я верная служанка и знаю, где она находится.
— Рыба полосатая. Чего бы Ради не пойти ломать стену в храме Вэйрэна, а не тебе? Ты бы нашел его в два счета своим носом.
— У всех свои задачи в этом мире.
— Расскажи мне, о мудрый. Кой Скованный тебя понесло в храм асторэ? Зачем ты решил устроить там разгром? Глупая затея. Тебя могли просто убить. Опечалил бы рыжую.
— Этот храм ранее был храмом Шестерых.
Лавиани поперхнулась от возмущения:
— Какими, забери тебя тьма, очевидными вещами ты еще хочешь со мной поделиться? Дождь мокрый. Ночь темна. Идиоты бесконечны. А дэво раздражают одним только своим присутствием.
— Храмом Шестерых, — ничуть не смутившись вспышки негодования, продолжил Ремс. — И он построен еще в прошлую эпоху, в год, когда Тион освободил Арилу и Нейси из Калав-им-тарка, а после с волшебниками изгнал шауттов из этой части Единого королевства.
— Невероятно интересно. Расскажи мне это, когда я начну страдать бессонницей.
— Шаруд помнит Арилу и то, что она покровительствовала городу. Но о даре, который она принесла ему, все давно забыли.
— Кроме дэво... И что это? Ради чего ты ломал стену в святилище Вэйрэна?
Ремс сунул палец в рот и вытащил из-за щеки мокрое и странное колечко. Сойка пригляделась и увидела, что это маленький локон светлых волос. Слуга Мири тут же снова убрал их себе за щеку.
— Я не из брезгливых, но тут просто просится «фу». Смотри не подавись случайно.
Улыбка.
— Это волосы Арилы? И ты знал, где они?
— Они пахнут. Найти было нетрудно.
Сойка закатила глаза, мало что понимая, но решила больше не задавать вопросов сумасшедшему. Лучше поговорить с Бланкой, если, конечно, та в курсе. Хотя последнее недели с ней тоже творилось что-то непонятное.
Шли молча и быстро, через пустые кварталы, по улицам бедняков, прижимавшимся к горным склонам и забиравшимся на них. Дома держались там на честном слове, волею судьбы, благодаря заступничеству Шестерых, ныне забытых этим городом.
Дорога сузилась, исчезла мостовая, и ботинки хлюпали по лужам и грязи в полной темноте. Залаяли цепные псы за заборами. В отдалении слышался слабый шум, его большей частью прятал за собой дождь, — далекий водопад.
Чуть погодя домишки начали попадаться реже, появились поля, овечьи загоны, амбары. Даже псы уже не лаяли, так пусто. Впереди только еловый лес да горный склон.
Маленькая ферма, купленная Бланкой, казалась островком тепла в мире холода: в одном из окошек горела золотистая свеча.
Из мрака, который никогда не был для Лавиани тайной, с кнутом, обмотанным вокруг запястья, выступил Ради.
Кивнул ей, посмотрел на освобожденного дэво, мотнул головой в сторону дома. Тот пошел, ничего не говоря.
— Все безопасно? Сюда никто не придет?
— Нет.
Он больше не стал расспрашивать, повернулся за Ремсом, но сойка взяла его за рукав куртки, останавливая:
— Как она?
— С госпожой все хорошо. Я передам, что ты беспокоилась. Скорее возвращайся. Время на исходе.
— Знать бы, какой смысл ты вкладываешь в эти слова.
— Герцог в столице. Его демон тоже здесь. Мы движемся к тому, чтобы закончить.
— Без Фламинго?
— Они будут. Скоро.
— Ты уверен?
— Да. Она видела.
— Я пошла, — сказала сойка. — Вернусь, как только станет безопасно.
Она сочла, что угроза миновала, через четыре дня. О разгроме Требухи судачили, беглеца и убийц искали, но на нее никто не подумал. Никто не приходил в храм Вэйрэна, никто не допрашивал людей, которые кормили тюремщиков в тот вечер.
Сказавшись больной, она предупредила, что не появится ближайшую неделю, и вернулась на маленькую ферму, прижимавшуюся к еловому лесу. По пути заглянула на рынок, купила яиц, сыра, молока, мяса, не обращая внимания на высокие цены на продукты из-за войны. Узнала слухи. О том, что у Ситы любящие Вейрэна конечно же победили, а сейчас армия распущена по рубежам реки и соседним провинциям Ириасты и Фихшейза, чтобы набраться сил перед весенним наступлением на Риону.
Лавиани лишь хмыкала. Не говорилось ни слова о том, что армии обоих противников истощены, что уцелевших уже нечем кормить. А еще что требуются люди. Много людей, чтобы снова столкнуться лбами, точно бараны на мосту, надеясь, что один сбросит в воду другого.
И она знала, как этого достичь. Эрего да Монтаг за ближайшие месяцы должен с помощью угроз, обещаний, шантажа и страха (считай, шауттов) склонить на свою сторону северные герцогства: Дарию, Кулию, Варен, Тараш, может быть, Накун. Убедить Савьят и Соланку или хотя бы сделать так, чтобы они не вмешивались. А у южан выбор простой. Им тоже нужны и Савьят, и Соланка. И еще все оставшиеся силы Алагории, Карифа, Дагевара, Аринии, Нейкской марки. Люди, ресурсы. Все пойдет в дело. Перерыв в битвах. Пришло время «бесед», прежде чем снова взяться за мечи и топоры.
Она подумала о том, с кем в этом конфликте были бы сойки. Кого бы выбрал Ночной Клан? Что бы посоветовали Золотые герцогу? Останься Шрев жив, очень даже может быть, он поддержал бы Эрего да Монтага. В обмен на какие-нибудь тайные знания, к которым всегда стремился, но неизменно оказывался в проигрыше.
Ей было жаль его. Жаль того мальчишку, которого она помнила... и который умер, превратившись в то, чем Шрев стал в итоге.
Ради дежурил на улице, сидя за пустым овином, так, чтобы видеть дорогу, но не было видно его. Когда она подошла, то задала вопрос, беспокоивший её последние дни:
— Как нас найдет Шерон? Все они.
— Никак. — Ореховые глаза дэво смеялись. — Ремс почует их и приведет, когда придет время.
— Ты горишь счастьем.
— Ибо я нить.
— Уже не след? Вечно ваши безумные загадки. Как вы еду-то себе в Храме находите, с подобными витиеватыми разговорами.
Она распахнула скрипучую дверь, вошла в холодную прихожую, заваленную хворостом, заставленную пустыми горшками. С вешалкой, на которой торчали шерстяные дорожные плащи. Под потолком рассерженно гудела одинокая, не уснувшая, несмотря на осень, муха.
Раздражающе гудела.
Сойка заглянула в пустую кухню, ругнулась, видя, что очаг остывает. Оставила продукты на столе, подбросила хвороста, сходила на улицу, под взглядом Ради взяла несколько поленьев, вернулась.
Очаг чадил, дым ел глаза, но пламя с благодарностью приняло еду. Только после этого, пригибаясь, чтобы не задеть головой притолоку, она поднялась по узкой, очень неудобной лестнице наверх, заглянула в комнату и увидела, что на кровати сидит дремлющая Бланка, а Ремс распускает завязки на её платье.
— Ты что это удумал, сукин сын? — с угрозой в голосе спросила Лавиани, не веря своим глазам.
— Её надо вымыть, — ничуть не смутился дэво, кивнув на ведро с водой, от которого поднимался пар. — И поменять одежду. Мы делали уже не раз.
— Давай проваливай, умник.
Он посмотрел на нее с сомнением, и сойка начала свирепеть:
— Не зли меня, парень. Давно она такая?
