Мрачный и подавленный, Антон вошел в «Черный орел». И тут же увидел сослуживцев Кристиана Вановера. Человек десять, все обычные люди. Они сидели за длинным столом, ели гуляш и пили «спрайт». Честное слово, они пили «спрайт»! В чешской пивной! На отдыхе!
И не потому, что соблюдали сухой закон. На столе было и несколько пустых бутылочек из-под пива. Из-под американского «Будвайзера», который Антон стал бы пить, лишь умирая от жажды в пустыне.
Антон прошел мимо американцев. Свободных столиков не было, опять незадача… Ну вон сидит кто-то один, может быть, подсесть…
Сидящий поднял голову — и вздрогнул. Одновременно с Антоном, в общем-то.
Это был Эдгар.
Чего у Темных не отнять — так это вкуса к жизни. Тут Антон никаких сомнений не испытывал. Стоило посмотреть, с каким аппетитом Эдгар расправляется с очень вкусной и, наверное, не одобренной бы диетологами свиной ногой, щедро сдабривая ее горчицей — сладковатой, конечно, на русский вкус, но все-таки острой, хреном — вполне приличным и обильным количеством пива.
Это всегда поражало Антона. Даже его соседи-вампиры, с которыми он когда-то был во вполне приятельских отношениях, порой выглядели живее и жизнерадостнее Светлых магов. Высших магов, конечно, — те, кто по силе был равен Антону, «еще не наигрались в людей».
Одно лишь неприятно — их жизнелюбие обычно распространялось лишь на самих себя.
Антон поднял тяжелую кружку светлого «Будвайзера», пробормотал:
— Прозит.
Хорошо, что чешские обычаи не предполагают чокаться. Стучаться кружками с Темным Антону бы не хотелось.
— Прозит, — подтвердил Эдгар. С удовольствием, в два глотка осушил половину кружки, утер пену. — Хорошо.
— Хорошо, — согласился Антон, хотя напряжение его не оставляло. Нет, конечно, ничего предосудительного в этом совместном распитии пива не было. Правила Ночного Дозора не запрещали контакты с Темными, наоборот — если сотрудник был уверен в своей безопасности, это приветствовалось. Мало ли что удастся узнать, а то вдруг, чем Тьма не шутит, даже повлиять на Темного. Не обратить к Свету, конечно… но хотя бы удержать от очередной пакости. Неожиданно для себя самого Антон сказал: — Приятно, что хоть в чем-то у нас есть повод согласиться друг с другом.
— Да. — Эдгар старался говорить миролюбиво и корректно, чтобы Светлый не взвился от очередной придуманной обиды или надуманного подозрения. — Чешское пиво, подаваемое в Москве и подаваемое в Праге, — это две большие разницы.
Городецкий кивнул.
— Да. Особенно если сравнивать с бутылочным. Чешское пиво в бутылках — труп настоящего пива в стеклянном гробике.
Эдгар усмехнулся, соглашаясь со сравнением. Заметил:
— Почему-то в остальной Восточной Европе таланты пивоваров отдыхают.
— Даже в Эстонии? — спросил Антон. Эдгар пожал плечами. Вечно эти Светлые не упустят случая поиздеваться…
— У нас хорошее пиво. Но — не замечательное. Как и в России, впрочем.
Антон поморщился, будто вспоминая вкус отечественного пива. Но сказал совсем другое:
— Я этим летом был в Венгрии. Венгерское пил. «Дрехер»… чуть ли не единственный их сорт.
— И?
— Лучше бы я выпил скисшей «Балтики».
Эдгар усмехнулся. Даже после легкого напряжения памяти он не сумел вспомнить ни единого сорта венгерского пива. Впрочем, если Антон так о нем отзывается, лучше и не помнить. В пиве собеседник разбирался, причем разбирался великолепно. Светлые вообще любят плотские удовольствия — это приходится признать.
— А эти… доблестные воины… пьют свои родные помои. — Антон кивнул в сторону американцев. — Миротворцы… Асы Геринга…
«Печено вепрево колено» давно было съедено — и Эдгаром и Антоном. И пива уже было выпито достаточно, чтобы у обоих слегка заблестели глаза, голоса стали громче и непринужденнее.
— Почему Геринга? — удивился Эдгар. — Это ж не дойчи, это американцы.
Антон терпеливо, словно ребенку, объяснил:
— Асы ВВС США — не звучит. Ты какое-нибудь краткое и звучное наименование американских ВВС знаешь?
— Не знаю.
— Ну ладно. Пусть будут асы Клинтона. Немцы хоть знали, что против них такие же летчики воюют, а эти сыпали бомбы на селения, где всей обороны — зенитка времен Второй мировой… И еще награды за это получают. А ты спроси — у них святое вообще в жизни что-нибудь есть? До сих пор считают, что Прагу в сорок пятом они освободили.
— Святое? — усмехнулся Эдгар. — А зачем им святое? Они солдаты.
— Знаешь, Иной, мне кажется, даже солдаты должны оставаться в первую очередь людьми. А у людей обязано быть что-то святое в душе.
— Для начала необходимо, чтобы имелась душа. А потом уж святое. О! А мы сейчас спросим!
Мимо столика как раз протискивался румяный заокеанский летчик, сверкая нашивками и прочими галунами. Кровь с молоком, гордость техасщины или оклахомщины. Летчик скорее всего возвращался из сортира.
— Извините, офицер! Могу ли я задать вопрос? — на хорошем английском обратился к нему Эдгар. — У вас есть в жизни что-нибудь святое? Что-нибудь заветное?
Американец встал, словно споткнулся. Инстинкт подсказывал ему, что военный самого-самого лучшего государства на земле обязан держать марку и дать достойный ответ. На лице отобразилась мучительная работа мысли, и вдруг — вспышка! Озарение. Американец понял, что святое для него все-таки есть. Он расплылся в горделивой улыбке.
— Святое? Конечно, есть! «Чикаго буллз»…
Даже маги не поняли, шутил он или был вполне серьезен.
— Это как шахматная партия, понимаешь? — объяснял Эдгар. — Начальство просто двигает по доске неперсонифицированные фигурки — нас.
Лицо официанта вытягивалось пропорционально количеству выпитого Антоном и Эдгаром пива. К этому столику официант перетаскал уже столько объемистых стеклянных кружек, что хватило бы напоить весь американский авиаполк и «Чикаго буллз» в придачу. А двое русских все сидели и сидели, хотя было видно, что языками ворочать им становится все труднее.
— Вот взять нас с тобой, — продолжал Эдгар. — Ты будешь на этом процессе защитником. Я — обвинителем. Но все равно мы не являемся сколько-нибудь значимой величиной. Мы остаемся фигурками на доске. Если нужно — нас бросят в самое пекло. Если нужно — уведут в сторонку до лучших времен. Захотят — разменяют. Ведь, в сущности, что есть этот процесс? Это танцы вокруг тривиального размена. Вашего Игоря поменяли на нашу Алису. И все. Просто столкнули, как пауков в банке, и убрали с доски. Во имя высших и недоступных нам целей.
