Вот тут-то Капсома и проняло по-настоящему, он даже с лица спал, рассказывал Коллайн. Не обращая внимания на присутствующих, бандиты начали грозить Капсому всеми мыслимыми и немыслимыми проблемами и карами, если ученый не отдаст сейчас же десять серебряных полукрон. Капсом только тряс головой, пытаясь что-то сказать и заикаясь от испуга.
Относительно химика у Коллайна были очень четкие инструкции: следовало убедить ученого немедленно переехать в Стенборо. Цаннер дал ему столь лестную характеристику, что о лучшей кандидатуре на то место, которое ему предстояло занять в реализации моих планов, и мечтать не приходилось.
Капсом, человек немного не от мира сего, увлеченный только своими исследованиями, как нельзя более подходил мне. Рассказывал Цаннер и о его проблемах, связанных с полным непониманием реалий жизни и быта. Сам не способный никого обмануть даже в мелочи, он и всех остальных считал такими же. Этим пользовались все, кто только мог. При этом, нуждаясь в средствах для своих экспериментов, он занимал необходимые суммы, совершенно не задаваясь вопросом, как будет возвращать долги. Вернее, он каждый раз рассчитывал продать одно из своих изобретений, но его разработками никто не интересовался. В итоге к нему в дом начали наведываться крайне недружелюбные личности с низкими лбами, мощными, покрытыми многодневной щетиной челюстями и глазами убийц.
Этот визит, как оказалось позже, должен был быть последним – все отведенные ученому сроки прошли, а стоимость его имущества не покрывала и половину долга. Возникала опасность создания нежелательного прецедента. Отдавать долги должны все, иначе получается не бизнес, а бардак, говаривал Варон Кройт, основатель банковского дома, с которым бедолага Капсом имел дело. В принципе мысль верная, но методы… Капсома ждала не долговая яма, а смерть и, скорее всего, мученическая – в этом головорезы Кройта знали толк. Когда тело ученого в конце концов обнаружили бы, люди долго с содроганием пересказывали бы друг другу подробности. Этот человек вовремя не отдал деньги Кройту, говорили бы они, понизив голос до шепота.
Сам Кройт, выходец из самых низов, добрался до вершин бизнеса по головам и трупам как своих конкурентов, так и людей, случайно вставших у него на пути. Теперь он являлся владельцем далеко не последнего банка Империи, имеющего свои филиалы в пяти крупнейших городах. Банк его считался напрочь криминальным и не гнушался ничем, если пахло крупными деньгами. Но основным видом деятельности было кредитование под залог имущества или просто под долговые расписки.
Говорят, что когда-то он вдоволь натерпелся от людей, могущих похвастаться благородством своего происхождения, и теперь воздавал им полной мерой. Варона Кройта ни хлебом не корми, ни другими изысками, только дай полюбоваться на дворянина, молящего об отсрочке, рассказывал Коллайн. Еще поговаривают, что Кройту не единожды самому предлагали дворянство, на что он всегда отвечал отказом.
Мотивы понятны: одно дело, когда равный требует деньги с равного, и совсем другое – если перед тобой, умоляя об отсрочке, ползает на коленях человек с родословной.
Коллайну пришлось столкнуться с людьми Кройта, получившими прямой и четкий приказ. Поначалу Анри повел разговор о том, чтобы оплатить долг Капсома с набежавшими процентами и со всеми прочими компенсациями. В принципе обсуждая возможные проблемы, связанные с переездом химика в Стенборо, мы предполагали нечто подобное, и Коллайн получил разрешение потратить разумную сумму на их устранение.
Но старший среди бандитов решительно отказался от попытки Анри расплатиться по долгам ученого, после чего у Коллайна возникло стойкое убеждение, что им нужны не деньги. Анри добавил пару серебряков, но и на этот раз предложение было решительно отвергнуто, и даже выдвинуто встречное: поскорее покинуть дом и не мешать серьезным людям делать не менее серьезные дела.
Возможно, Коллайн так бы и сделал, но его остановило одно обстоятельство: слишком уж нагло вел себя главарь, по всей вероятности перенявший у своего босса манеру разговаривать. Коллайн увеличил сумму выкупа еще на пять серебряных монет, но на этом переговоры окончательно зашли в тупик. Чем уж так насолил Капсом Варону Кройту, если вопрос нельзя было решить с помощью звонкой монеты, так и осталось загадкой. Коллайн тем временем занял более удобную диспозицию, переместившись за массивный стол, чтобы выиграть в случае необходимости пару мгновений, что не прошло незаметным для бандитов.
Шлон с Нектором пристроились возле окна, о чем-то оживленно беседуя. Вернее, говорил один Шлон, рассказывая вполголоса веселую историю. Однако со своего места Коллайн ясно видел, как Нектор, прикрытый могучей спиной друга, успел вынуть пистолеты и даже взвести курки.
Напряжение достигло апогея, когда Амин, кто бы мог подумать, протяжно зевнул и спокойно, с ленцой произнес:
– Господин барон, извините, что вмешиваюсь, но, как мне кажется, разговор начал вам докучать. Я понимаю, что не вправе давать советы, но, может быть, вам достаточно одного собеседника, а остальных мы… – И он провел ногтем большого пальца по горлу, плотоядно улыбнувшись. При этом он не забыл повернуться в профиль, продемонстрировав шрам через все лицо.
Шлон постарался на славу, когда штопал рану Амина, и в обычном состоянии шрам представлял собой узкую белую полоску. Но стоило парню ощериться… Не знаю, кто его надоумил, но даже я вздрогнул, когда первый раз увидел подобную улыбочку Амина, хотя предназначалась она не мне, а хозяину одного из постоялых дворов, на который мы заглянули по дороге в Стенборо.
Мы шумной толпой ввалились в таверну, насквозь промокшие и в плащах, заляпанных грязью, рассчитывая на горячий ужин и отдых в теплой сухой постели. Таверна была заполнена практически полностью. Пару центральных столов занимала компания, целиком состоявшая из юнцов, сынков местных владетелей, которые одарили нас нелестными взглядами, но которым хватило ума удержаться от комментариев.
Зрелище, чего там говорить, мы представляли весьма неприглядное, и хозяин, рассчитывая на поддержку оных, попытался выгнать нас обратно под дождь, пробормотав под нос нечто весьма неодобрительное. Коллайн, увидев мою реакцию, спешно заступил мне дорогу, когда я уже наметил себе цель в виде массивного подбородка трактирщика, поросшего густой рыжей щетиной. Тут из-за наших спин выскользнул Амин и, что-то спросив у хозяина, обаятельно улыбнулся ему, продемонстрировав левую сторону лица. У трактирщика мигом пропал весь запал. Словом, мы нашли и кров, и стол, и даже повышенный сервис.