Вот и сейчас улыбка Амина произвела на главаря соответствующее впечатление, заставив его отшатнуться.
– Парень дело говорит, – послышался спокойный голос Нектора. Обернувшись на голос, бандиты увидели две пары направленных на них пистолетов.
– А то. – Амин встал в свободную позу, держа в чуть отставленных руках два клинка обратным хватом.
Не обладая могучей статью, Амин поражал своей ловкостью и скоростью реакции, на что и сделали упор «дикие», когда ставили его как бойца. Два обоюдоострых кинжала стали его основным оружием, и в той сутолоке, которая могла случиться здесь с минуты на минуту, он чувствовал бы себя как рыба в воде.
Расклад, поначалу не предвещавший моим людям ничего хорошего, изменился качественно и отнюдь не в пользу оппонентов. Коллайну, чтобы выхватить свою пару пистолетов, довольно было секунды – итого шесть стволов.
Старший среди бандитов сразу понял, что продолжать качать права в такой ситуации по меньшей мере безрассудно, и резко сбавил тон. Дальше Коллайн сунул главарю в руку золотой полуимпериал, что с лихвой окупало все материальные и остальные издержки Варона Кройта, добавил парочку серебряных монет специально для него и проводил его к выходу. Затем извлек Капсома из-под стола, куда тот успел спрятаться, и дал ему час на сборы. Капсом предложение о переезде в Стенборо воспринял с энтузиазмом, и его можно было понять.
Вот и славно, подумалось мне, это решит многие проблемы. По крайней мере, здесь у него будет все, что ему необходимо, и даже более того. Мы нужны друг другу, и непонятно, кто кому больше.
– А что вообще в столице слышно? – спросил я у Коллайна, когда тот закончил свое повествование.
Анри помолчал немного, собираясь с мыслями.
– В столице, уважаемый барон де Койн, продолжают обсуждать события, происшедшие в Кайденском ущелье. Я поговорил кое с кем и выяснил, что это сражение решили предать широкой огласке со всеми вытекающими последствиями. Ты понимаешь, политика Империи…
Я жестом прервал входящего в раж Коллайна:
– Анри, ради всего святого, ни слова больше. Я и раньше тебе говорил и повторю снова: слово «политика» для меня – синоним слова «канализация». Я понимаю, что и то и другое – дело необходимое и где-то даже прибыльное, но уж больно вонючее. Так что уволь меня от разговоров о политике. Мне будет легче тебя выслушать, даже если ты станешь сейчас ругаться самыми грязными словами – не в мой адрес конечно. Вероятно, я и сам тебе помогу: есть у меня в запасе пара-тройка заветных выражений, но только без политики, я тебя умоляю. Все предельно ясно: мы помогли трону, да и сам факт неравной битвы – другим пример, так что не будем об этом.
Снова помолчали. Мне было забавно наблюдать за выражением лица Коллайна: ведь он заготовил целый рассказ, а его заткнули, хоть и вежливо. Но мне действительно неинтересно разговаривать о политике – этого добра и дома хватало с лихвой. Я вздрогнул, вспомнив одухотворенные лица властей предержащих, вещающих электорату, как все будет хорошо, и уже совсем скоро. Нет, только не это.
Анри внимательно посмотрел на меня и сказал совсем не то, что я готов был от него услышать:
– Артуа, а ведь ты герой.
Я, успешно скрыв удивленное выражение лица, ответил в свойственной мне ироничной манере:
– Тоже мне новость. Мог бы уже давно догадаться.
А что еще сказать в ответ на подобное высказывание?
– Я-то как раз давно об этом знаю. Но теперь, согласно указу, будут знать и остальные.
С этими словами Коллайн поднялся на ноги, извлек свиток и торжественным голосом зачитал указ о присвоении мне ордена Доблести и Славы первого ранга. Первой моей мыслью было, конечно, что это очередная шутка друга. Однако, взяв свиток из его рук, я обнаружил в нем свое имя, впрочем, как и имена графа Дьюбена, графа фер Стянуа, а также самого Коллайна, и еще несколько – знакомых и незнакомых. Все мы награждались орденами разных степеней и еще какими-то знаками отличия. Бумага имела печать Имперской канцелярии и даже подписана рукой самой императрицы Янианны I.
Не ожидая ничего подобного, я поставил свою отвисшую челюсть на место свободной рукой. Довольный произведенным эффектом, Анри начал комментировать указ, попутно посетовав на то, что ордена Доблести и Славы первого ранга получили только граф фер Стянуа, граф Дьюбен и я. Самому Коллайну и еще трем офицерам присваивался такой же, но только четвертого ранга.
Остальным достались еще более скромные ордена. Я хмыкнул, вспомнив свою шутку, произнесенную в шатре на совещании, что, если проеду мимо, останусь без награды. В ответ на удивленно поднятую бровь друга пришлось напомнить эту историю, которая его не развеселила. Орден не самый высший, пустился в объяснения Анри, но очень достойный, и награждают им только за воинские заслуги, что само по себе очень почетно. Что ж, пусть будет так, если разобраться, то мы их заслужили.
– Награждать будет сама императрица Янианна. Все в один голос твердят: очень красивая леди. И я ее увижу, – мечтательно закатил глаза Коллайн.
Я снова хмыкнул, но на этот раз про себя – не при демократии живем, не принято оскорблять царствующих особ даже таким способом.
Хотя знаем мы такую красоту. Если императрица хоть чуть-чуть привлекательна, льстецы скажут – красавица, а если действительно симпатична – провозгласят идеалом красоты, не меньше. Ну ладно, самому тоже интересно – ни разу не видел даже ни одной королевы, а тут целая императрица.
– Так что у нас, Артуа, всего неделя – нам же еще и соответствующее платье необходимо приобрести. Ехать надо завтра, прямо с утра, – решил за обоих Коллайн. – Времени совсем нет, послезавтра утром к портному, еще и за срочность придется доплачивать.
Ну да, Зингера еще не нашлось, все вручную шьется. Кстати, очень интересный вопрос – насчет швейной машинки. Коль нету, необходимо изобретать, тоже дело архивыгодное.
– Завтра, Анри, не получится. На завтра совсем другие планы, и отложить их нет никакой возможности.
Видя расстроенное лицо друга, я добавил:
– Успеем пошить, добавим платы сколько необходимо, и все будет в лучшем виде. Кстати, если не возражаешь, все затраты возьму на себя – в благодарность за серебро. – Я с удовольствием отпил вина из новенького кубка, с которым не хотел расставаться.
– Это вы Камилле будете платья дарить, сударь, – делано возмутился Коллайн и засмеялся, довольный своей шуткой.
Ну славу богу, отошел, а то все глаза закатывал, когда речь о красавице-императрице заходила. Видали мы красавиц, а некоторых даже руками трогали.
