— Спускайтесь осторожно, миледи. Камни не везде ровные. Это не место для женщины.
Я добралась до комнаты, но дверь оказалась заперта. Я толкнула сильнее, но что-то ее явно удерживало. Я толкнула еще сильнее, и дверь наполовину приоткрылась, сдвинув небольшой сундук, приставленный изнутри. В комнату принесли большое корыто и воду для купания. Ниав услышала шум и схватила полотенце, чтобы прикрыться, но прятаться было поздно. Я все увидела. Я очень тихо вошла внутрь и закрыла за собой дверь. Я стояла у порога и смотрела на синяки и царапины, сплошь покрывавшие тело сестры. Я видела, как ее некогда пышное, изящное тело усохло и похудело настолько, что стали видны ребра, а бедренные кости торчали под впалым животом, словно она умирала от голода. Я увидела, что длинные, блестящие волосы, некогда каскадом спускавшиеся до самых бедер, были теперь неровно, словно ножом, обрезаны на уровне подбородка. Впервые со дня ее приезда из Тирконелла я увидела сестру без вуали.
Не говоря ни слова, я подошла к ней, взяла полотенце из ее дрожащих рук, накинула его ей на плечи, скрывая бедное, избитое тело от дневного света. Я взяла ее за руки и помогла вылезти из ванны, усадив на кровать. И тут она заплакала. Сначала тихо, а потом громко всхлипывая, как ребенок. Я не пыталась обнять ее, она еще не была готова к этому.
Я нашла чистое белье и платье и помогла ей одеться. Мы закончили, а она все плакала. Я взяла свою расческу и начала приводить в порядок жалкие остатки прекрасных волос сестры.
Через некоторое время всхлипы стали реже, она смогла говорить и произнесла:
— Никому не рассказывай! Обещай мне, Лиадан. Ты ни слова не должна произнести никому в семье, даже отцу или маме. Или Шону. А главное, не говори дяде. — Она схватила меня за запястья так сильно, что я чуть не выронила расческу. — Обещай, Лиадан!
Я посмотрела прямо в ее большие синие, блестящие от слез глаза. Лицо у нее было бледное, и на нем читался страх.
— Все это сделал твой муж, Ниав? — тихо спросила я.
— С чего ты так решила? — тут же вскинулась она.
— Ну, кто-то же это сделал. Если не сам Фионн, то кто? Ведь твой муж, без сомнения, мог бы защитить тебя от подобного.
Ниав судорожно вздохнула.
— Я сама во всем виновата, — прошептала она. — Я все испортила, все. Это наказание.
Я уставилась на нее.
— Но Ниав… почему Фионн это сделал? Зачем так ужасно избивать тебя? За что резать твои волосы, твои прекрасные волосы? Он что, с ума сошел?
Ниав пожала плечами. Она так похудела, что плечи ее стали хрупкими и костлявыми, как у мамы.
— Я все это заслужила. Я делала одну ошибку за другой. Я такая… такая неловкая и глупая. Я для него сплошное разочарование, полный провал. Неудивительно, что Киаран… — голос ее звучал надтреснуто, — неудивительно, что Киаран уехал и не вернулся. Я никогда ни на что не годилась.
Услыхав подобный бред, я хотела было прикрикнуть на нее, как уже сделала однажды, приказать ей прекратить эти глупости, перестать лелеять свои раны. Но на этот раз она и правда верила в то, что говорила. И она носила ушибы и шрамы не только на теле, но и глубоко в душе. Такие раны не вылечишь гневными словами.
— А почему он отрезал тебе волосы? — снова спросила я.
Она прикоснулась рукой к безжалостно обрезанным прядям, словно сама до сих пор не могла поверить, что их шелковая масса исчезла.
— Он их не резал, — сказала она. — Я сама.
Я, не веря, уставилась на нее.
— Но почему?! — Ниав всегда так заботилась о своих волосах, зная, что это, без сомнения, ее главное украшение. Она, конечно, иногда ворчала, что пошла вся в отца и слишком похожа на дочь бриттов, но все же ей нравилось, что волосы у нее буквально светятся на солнце и облаком клубятся вокруг ее головы во время танца, притягивая мужские взгляды. Она мыла их в ромашковом отваре, вплетала в них цветы и шелковые ленты.
— Я не могу об этом говорить, — прошептала сестра.
— Я хочу помочь тебе, — ответила я. Голова моя все еще была полна тем, что я видела, когда читала ее мысли. Но все же лучше бы она сама мне все рассказала, по доброй воле. Она уже и так обозвала меня как-то раз шпионкой. — Но я не могу помочь тебе, пока ты не расскажешь, что произошло. Твой муж узнал про Киарана? В этом все дело? Он разозлился, что до свадьбы у тебя уже был мужчина?
Она с несчастным видом помотала головой.
— Ну что же тогда? Ниав, мужчина не может вот так избивать жену и остаться безнаказанным. Ты по закону можешь требовать за такое развода. Лайам поможет тебе. Отец будет в ужасе. Мы должны им рассказать.
— Нет! Они ничего не должны знать!!! — Ее начало трясти.
— Ниав, это безумие. Позволь нам помочь тебе.
— С чего бы им помогать мне? Они все меня ненавидят. Даже отец. Ты же слышала, что он мне сказал. А Шон ударил меня. И они услали меня прочь из дома.
После этих слов, мы некоторое время сидели молча. Я ждала. Она сплетала пальцы, теребила платье и кусала губы. Когда Ниав, наконец, заговорила, тон ее был сухим и решительным:
— Хорошо, я расскажу. Но сначала поклянись мне, что не расскажешь ни отцу, ни Лайаму, вообще никому из родных. И уж тем более Эамону и Эйслинг. Они почти родственники. Обещай, Лиадан.
— Как я могу это обещаять?
— Ты должна. Потому что все с самого начала пошло не так, а если ты расскажешь, то разрушится соглашение, и тогда получится, что я и здесь провалилась, и все испортила, и всех снова подвела. И они возненавидят меня еще больше, чем теперь. Тогда мне незачем будет больше жить, совсем незачем. После этого я вскрою себе вены и покончу со всем этим. Клянусь тебе, я так и сделаю, если ты расскажешь, я так и сделаю, Лиадан. Обещай мне. Поклянись!
Она не лгала. Когда она говорила, в ее глазах плескался страх. Настоящий, холодящий душу.
— Обещаю, — прошептала я, понимая, что клятва оставляет меня в полном одиночестве. Отрезает от любой помощи, которую я могла бы получить. — Рассказывай, Ниав. Что пошло не так?
— Я думала… — начала она с неровным вздохом. — Я думала, что, в конце концов, все будет хорошо. До самой последней минуты я почему-то верила, что Киаран за мной вернется. Мне казалось невозможным, что он этого не сделает, что позволит выдать меня замуж и увезти далеко, даже не попытавшись вмешаться. Я была так уверена… Так уверена, что он любит меня не меньше, чем я его. Но он не вернулся. Он так и не приехал. И я подумала… я подумала….
— Не торопись, — ласково сказала я.
— Отец так на меня сердился, — продолжила Ниав еле слышно. — Отец, он ведь никогда ни на кого не кричал. Когда я была маленькой, он всегда оказывался рядом, понимаешь, чтобы поднять меня, если я упала, чтобы все мы были невредимы и счастливы. Когда мне бывало грустно, я всегда бежала к нему за утешением. Когда случалось что-нибудь плохое, он всегда каким-то образом все исправлял. Но не в этот раз. Он стал таким холодным, Лиадан. Он ведь так и не выслушал ни меня, ни Киарана. Просто сказал «нет», без всякой причины. И навсегда услал меня прочь, будто не хотел меня больше видеть. Как он мог, а?
