Последние метры, последние секунды. Этого ещё нет, но это будет. Только никто не знает как. Красный цвет, как заря надежды. Как предупреждение забыть всё и начать сначала. Потому что, пройдя контрольную точку, осознаёшь, что накопленное ранее теперь превратилось в ненужный балласт. Никто не знает, чем станет мир, когда время Красной Струны начнёт отсчёт. Быть может, это просто скольжение с горы, куда взбираешься с изначалья. Всё короче метры, всё быстротечнее секунды, всё ближе она — точка, откуда нет возврата. Но нет и страха. Есть только ошеломляющее чувство освобождения.
Что всё только ещё начинается.
Если чужие конечности не оборвут Красную Струну в очередной раз.
* * *
Трансформаторы затрещали ещё сильнее.
— Ну что ж, — проскрипел сгусток, — прощай, славный воин, не нашедший мужества принять решение.
И исчез, рассеялся, словно туман под лучами солнца.
Время текло, как и прежде, но мне казалось, что воронка песочных часов из узкого горлышка превратилась в широченную пробоину, куда, словно в чёрную дыру, уносились мгновения, из которых соткана моя жизнь. И последнее уже подбиралось к самому краю, чтобы невозвратимо обрушиться. Молнии разветвились и начали расти. Они колыхались под потолком. Они пронизывали воздух над самыми нашими головами. Они ударяли в каменные плиты пола, взбивая пыльные фонтанчики. Я ещё цеплялся за край. Я ещё жил.
Неужели всё потеряно? Неужели ничего не изменить? Да, я готов был сделать, что угодно, только бы дверь, ведущая к тайне нашего путешествия, отворилась. Но кто же мог предположить, что в «что угодно» запихнут такую мерзость? Дверь откроется, если я сам соглашусь, чтобы из рядов моей команды выбили двух бойцов. Дверь откроется, если я предам их. Выберу жертв, возлагаемых на алтарь. Голова отяжелела, не желая примириться с жестокой реальностью. Ах, если бы я нажал на красную кнопку. Отправить на верную гибель трёх бабушек-колдуний казалось мне гораздо меньшим преступлением, чем отдать трансформаторам хоть одного из нашей команды. Почему-то бабушки-колдуньи не казались мне теперь настоящими, в отличии от Кольки, Инны, Эрики и себя. И я думал, что, появись сейчас передо мной красная кнопка, палец торопливо вдавил бы её без всякого сожаления. Пускай погаснет маленький далёкий мир, только бы выбраться из подвала вчетвером. Плевать на Электричку, плевать на шестьдесят четыре флага, плевать на то, что случится потом. Что бы ни произошло, оно будет не по моей вине. Тогда как гибли мы сейчас именно из-за незадачливого командира.
Голова раскалывалась от безысходности. Палёный воздух обжигал лёгкие. Когда же закончатся три минуты. А вдруг, вдруг время в подвале остановилось, и нам ничего не грозит?!
Вдруг всё это происходит не по-настоящему.
Эрика тихо вскрикнула, когда сиреневая молния коснулась её щеки.
А мои указательные пальцы ткнули прогорклый воздух.
Левый указывал на Кольку.
«Прости, Сухпай, — думал я. — Прости, Колечный. Прости меня, Востряков. У тебя вывернута нога, и тебе не суждено добраться до Красной Струны. Я не могу оставить тебя здесь, даже если укажу на себя. Ты не доберёшься, и тогда гибель двоих будет напрасной потерей, потому что остальные двое не выполнят миссию. Прости меня за это…»
Правый протянулся в направлении застывшей Говоровской.
«Прости, Инночка, — чуть не плакал я. — За всё, чем ты старалась мне угодить, вот такая тебе досталась награда. Я не держу на тебя зла. Ну ни капельки! Только пойми, что я указываю на тебя просто потому, что никогда не смогу указать в сторону Элиньяк».
Сетки трескучих молний упали на выбранные жертвы и утянули их. Кубы смачно заурчали и затихли. С лёгким шелестом створки таинственной двери откатились в сторону и исчезли в пазах, вырубленных в косяке.
Эрика мягко ткнулась мне в бок, когда я потрясённо смотрел на пустое место, где только что стояли Инна и Колька Сухой Паёк.
— Пошли, — прошептала она. — Быть может, когда мы порвём струну, все проклятия исчезнут.
«И Колька вернётся, — прокатилась во мне волна тёплой надежды. — Да и Говоровская тоже. Клянусь, что не буду больше избегать её. Да чего там, если она вернётся, я непременно женюсь на ней. Вот так. Ведь всё равно Эрика никогда не полюбит меня».
Взгляд мой упал на Эрику.
«А что если, — сердце застучало в ускоренном темпе, — проклятие, обещанное Электричкой, тоже исчезнет? И тогда Эрика будет рядом. Всё-таки будет. Навсегда!»
— Пойдём, — Эрика уже не только требовала, но и тянула меня за рукав. После гибели половины команды я полностью разочаровался в своих способностях лидера, и инициатива незаметно перешла в руки Эрики.
Тогда я снова услышал гул трансформаторов. Пока почти незаметный, но явный. Чудовищные махины опять просыпались. Видимо, наше присутствие тревожило их и заставляло требовать новых жертв. Пройдёт немного времени, и они потребут нас.
Наверное эта мысль прогнала тягостное оцепенение. Ноги шевельнулись, согнулись в коленях и зашагали вслед за Элиньяк. Перешагнув через порог, мы очутились в маленькой комнатке. В самом её центре воткнули толстый штырь, заканчивающийся на высоте двух метров блестящим шариком. Наконечник напоминал таинственный газовый шар, в глубине которого медленно перемещаются тёмно-лиловые смерчи. Коснись такого рукой, и все спирали тут же соберутся у твоего пальца, как послушные солдаты. А в этом не было лиловых спиралей. В этом сверкали зеленоватые молнии. Тысячи. Миллионы. Они вырастали из мутной точки, колышущейся в тусклой глубине, и набрасывались на стеклянную преграду, отделявшую нас от разрядов сошедшего с ума электричества. А ещё вокруг шара застыли в воздухе тёмные круги струн. Их было не меньше двух десятков — окружностей, удерживаемых неведомыми силами. Они казались черезвычайно неприветливыми, мёртвыми. Вот и всё, что мы увидели в комнате. Если не считать двух раструбов, свисающих с потолка, словно пара давно умерших музыкантов решила вцементировать туда свои валторны в пямять о светлых днях.
— Какая из них красная? — шёпотом спросила Эрика.
Вот бы знать.
— Давай посмотрим план, — предложил я, доставая из кармана в конец истрёпанную фотографию.
Бесполезно. То же самое что смотреть ночью на циферблат, если стрелки не смазаны фосфором. А подносить план к шару с молниями я не рискнул. Рискнула Эрика. Она бесцеремонно забрала у меня бумажку и уверенно зашагала к центру, ловко уклоняясь от протянувшихся в разных плоскостях струн. Поразившись чужой безрассудной отваге, я двинулся вслед, стараясь ни в коем случае не коснуться ни единой струны. Тогда мне казалось, что все они под напряжением. Возможно, так оно и было. Мятущийся зеленоватый свет давал возможность рассмотреть подробности плана. Красной была вторая, и именно к ней протянулась стрелка от ухмыляющейся черепушки.
