— Он давал тебе что-нибудь пить? — полушепотом спросил мужчина, медленно поворачивая голову в сторону Кэр. Даже столь простое действие оказалось трудновыполнимым по причине всепоглощающей слабости.
— Воду, чтобы успокоилась, — с готовностью ответила девушка, с щемящей болью в сердце разглядывая пугающие черные глаза. — Ты как? — помимо воли сорвалось с языка, хоть она и понимала, что своими расспросами может лишь ухудшить ситуацию.
— Бывало лучше, — отшутился вампир, растягивая губы в самой неискренней улыбке. — Не замерзла? — только сейчас догадался спросить он, внимательно глядя на посиневшие губы.
— Нет, — неумело соврала она, для пущей убедительности стараясь говорить чрезмерно весело и бодро, чтобы на корню пресечь сомнения.
Кайл тяжело вздохнул вместо того, чтобы уличить ее во лжи (на словесное выражение гнева и недоверия просто не осталось сил), осторожно вытянул ладонь, жестом намекая на вполне реальную возможность подойти к нему, и сосредоточился на своих ощущениях. Кусать он ее точно не станет, потому что это будет самой большой глупостью в его довольно продолжительной вечной жизни, а с остальным они вместе как-нибудь справятся.
— Может не надо? — неуверенно поинтересовалась Кэролайн, медленно приподнимаясь с ледяного пола. Больше всего на свете ей хотелось сейчас оказаться в теплых объятиях мужчины, чтобы хоть ненадолго унять непрерывную дрожь во всем теле, и одновременно она боялась сделать мучения вампира совсем уже невыносимыми.
Он пропустил ее жалкие сопротивления мимо ушей и судорожно прижал к себе, как только девушка оказалась в пределах досягаемости.
— Так лучше? — довольным тоном полюбопытствовал ассасин, осторожно усаживая ее на коленях. Ожидаемых сложностей не возникло, если только не считать таковыми чудовищно-манящий запах нежной кожи бесподобного оливкового оттенка и настойчивый звук струящейся по венам крови, который был вполне способен свести с ума в считанные доли секунды. — Скажи мне, как много ты пила? — не дождавшись ответа на первый вопрос, задал он следующий.
— Глоток, может два, — прошептала она в ответ, блаженно закрывая глаза. — А что происходит с вампиром, когда у него недостаточно крови?
Эта загадка мучила ее уже не один час, заставляя представлять себе такие ужасы, о которых и думать бы не хотелось.
— Мы не называем это голодом по многим причинам, — туманно начал объяснять юноша, занимаясь тем временем решением разительно другой задачи под названием: "Как выбраться отсюда живыми". — Жажда — вот что испытывает бессмертный, когда чувствует кровь. Она сродни вашей потребности в воде, но ощущается нами немного четче, потому что именно ей досталась главная роль в управлении всеми инстинктами. Так вот… — он замолчал на секунду, старательно отыскивая в себе последние остатки мужества для спокойного тона. — Симптомы примерно такие же, как у человека при отсутствии жидкости. Когда начинаешь чувствовать жажду — сдают нервы. Может тошнить, учащается пульс, начинаются головные боли, теряется сознание, следом притупляется зрение. Трудно ходить и разговаривать, язык распухает, кожа сморщивается, начинаются судороги и…глохнешь. А затем, — Кайлеб отвернулся к стене, словно подыскивал другую тему для разговора. — Затем смерть.
Кэролайн сумела подавить довольно неуместный всхлип и задала вполне логичный вопрос:
— То есть как смерть? Ты же вампир!
— Девочка моя, — развеселился мужчина. — В этом мире не существует даже вечного двигателя, а ты надеешься на вечную жизнь. Все относительно. Меня трудно убить, но способов более чем предостаточно. Мы совершеннее людей, но тоже отнюдь не боги. В обычное время все происходит очень медленно и практически незаметно, вот только во мне нет Силы, которая во много раз притупляет потребность в крови.
— И как долго это продолжается? — шепотом спросила Кэр, будто произнеси она этот вопрос вслух, накликала бы беду.
— Три-четыре дня, — подчеркнуто безразлично бросил он. — Думаю, Алексу стоило бы поторопиться.
И оба замолчали, пытаясь как можно менее красочнее представить себе свое дальнейшее будущее. У девушки в голове никак не укладывался ответ ассасина. Тошнота, головокружение, слабость — вроде как людские пороки, не имеющие никакого отношения к бессмертным. Ей отчего-то казалось, что смерть созданий Ночи выглядит более изящной, а на самом деле она будет совершенно обычной.
— Кайл, он ведь найдет нас, да? — по-детски наивно стала допытываться она.
— Конечно, моя хорошая, — с готовностью поддержал ее глупости юноша. — Через недельку-другую мы будем подыскивать себе квартиру где-нибудь на берегу океана, раз уж ты так хочешь новой жизни, — он развернул ее лицом к себе, осторожно прижался щекой к теплым губам и мысленно пообещал, что сделает все от него зависящее, только бы вытащить ее отсюда живой и невредимой. — Поспи немного и ни о чем не думай.
Стоило ему договорить, как залязгали замки на тяжелой железной двери, а следом в комнату проникла тоненькая полоска света.
Елена не обратила никакого внимания на попытки Стефана обратить на себя ее взор, потому что с трудом осознавала реальность. Она солгала. Обманула Дамона. В чем же? О сути их разговора догадаться было довольно-таки просто — то, что на самом деле произошло в Италии. А ей ли не знать, что существует всего одна вещь на свете, которую он никогда не сможет простить — неправда. Потому как только закрылись тяжелые ворота амбара, а вокруг воцарилась темнота, она позволила себе испугаться по-настоящему. Сейчас ей необходимо найти достаточно весомые слова, которые в состоянии унять гнев вампира, полностью пояснив ему истинную мотивацию поступка девушки.
— Я не могла тебе рассказать, — зашептала она едва ли громче шелеста листьев в безветренную погоду. Голос отчаянно сопротивлялся, не желая приобретать более громкие интонации, и все по причине нечеловеческого страха. Нет, гнева своего мужчины она не боялась, а вот его явная неспособность спокойно выслушать действительно заставляла нервничать.
— Давно ты об этом знаешь? — процедил он сквозь плотно сжатые зубы, не особо вслушиваясь в невнятное бормотание.
— Со дня отъезда из Италии, — призналась девушка, опуская глаза в пол. У нее осталась одна единственная надежда на собственное благоразумие, потому что в голове раненой птицей забилась мысль о бегстве. Прошло всего пару минут с того момента, как помещение покинули Фрэнки и Стефан, а ей уже хотелось раствориться в воздухе, чтобы только эти беспощадные черные глаза перестали смотреть на нее с таким презрением.