Сообщения от наблюдателей о ходе карательной акции против Знающих не радовали. Единственным успехом было весть о двух арбалетных болтах в теле магистра. Вряд ли он выживет при таком ранении. Тот факт, что отряд убийц был после этого вырезан королевской охраной, меня не беспокоил. Второй отряд попал в засаду и полностью уничтожен на подступах к обители протектора. Найти замену и повторить. Что получилось у третьего отряда, пока неизвестно. Надеюсь, им удалось взорвать дом охранников и убить всех, в частности, лысого гаденыша, посмевшего поднять на меня руку. Амулет покойного капитана Вирта, мастера магии воздуха, имел чудовищную взрывную силу, а мое управляющее заклинание позволит применить его в тот момент, когда все живущие в доме соберутся на обед.
Внезапно мною овладело странное оцепенение. Необычайная слабость разлилась по телу. Я хотел дернуть за шнурок колокольчика, чтобы вызвать Налина, но руки не подчинялись и онемело лежали на подлокотниках кресла. Дверь перед моими глазами отворилась. Попытался крикнуть дежурному адъютанту, но не смог произнести ни слова. Рядом со мной появились две фигуры, в которых я узнал лысых охранников магистра. Как они здесь оказались? Я не мог ни говорить, ни двигаться и лишь беспомощно смотрел им в глаза. Попытка ментальной атаки была легко парирована крупным охранником, а разум молодого гаденыша вообще не поддавался всматриванию. Здоровяк убрал с переносного пюпитра чашку с отваром и разместил на нем пустой лист приказа Гроссмейстера и письменный прибор.
— Гроссмейстер, сейчас вы напишете ultimo ordine, то есть последний приказ, — произнес заморыш.
Как безвольная кукла, я взял стило и обмакнул в краску. Стало ясно, что я нахожусь под полным магическим контролем.
— Я, Гроссмейстер ордена Света, приказываю Совету Посвященных следующее, — здоровяк начал медленно диктовать.
— Прима. Совет соглашается на управление обителью наместником, назначаемым королем. По исполнению настоящего приказа распоряжения наместника имеют высший приоритет для Совета.
— Секунда. Совет открывает ворота крепости и допускает на территорию ордена королевские войска. Вооруженное сопротивление королевским службам или саботаж запрещается.
— Терция. Дочерние обители ордена Света объявляются свободными от любых обязательств перед материнской обителью.
Строчки ложились на пергамент одна за одной.
— Кварта. Тайная стража ордена Света упраздняется, начальник тайной стражи выводится из состава Совета и переходит в распоряжение коменданта крепости. Остальной состав стражи передается командиру дозорной службы.
— Квинта. Канцелярия Гроссмейстера упраздняется и переходит в подчинение главному интенданту ордена Света. Начальник канцелярии выводится из состава Совета.
— Секста. Должность Гроссмейстера ордена Света ликвидируется. Действующий Гроссмейстер самостоятельно уходит из жизни.
— Гроссмейстер, завершив последний пункт, начертайте ваш вензель и приложите печать.
Я поставил вензель и приложил перстень с печатью Гроссмейстера. Разум был заполнен злобой и ужасом, но я ничего не мог противопоставить магическому контролю. Здоровяк взял с пюпитра приказ и внимательно прочитал. Кивнул головой.
— А теперь, Гроссмейстер, умрите.
И я умер.
Доброта состоит из любящих людей. Жубер
Главный смысл и цель семейной жизни — воспитание детей. Сухомлинский
Заботливая мама Анниэль аккуратно расчесала мои волосы и восхищенно почмокала губами, глядя на мое отражение в серебряном зеркале.
— Какие замечательные черные кудряшки у тебя. Сейчас ты красивая девочка, а когда вырастешь, станешь очень красивой женщиной.
— А я? — заинтересовалась Жанниэль, строящая из игрушек высокую пирамиду.
— И ты, моя птичка, тоже будешь прекрасной девушкой, когда вырастешь, — ответила мама.
Пирамида обрушилась. Жанниэль тоже упала. Я подняла ее и аккуратно поставила на ноги. Потом указала маме на неправильность:
— Мама, это же ты птичка, так тебя называет папа, меня — галчонком, Оунира — орленком, а Жанниэль он зовет птенчиком. Ты ничего не перепутала?
Мама рассмеялась и поцеловала меня.
— Какая ты педантичная и внимательная к деталям.
Мама повернулась к Оуниру, занимающемся плетением корзинки.
— Оунир, я пойду к маме Майте, присмотри за детьми.
Оунир кивнул. Он у нас строгий и серьезный. Но мы его любим, потому что он заботливый. И красивый. Не такой, конечно, как мама Анниэль или я, но все равно. Хотя мальчикам необязательно быть красивыми. Например, папа Гур не очень красивый, но все мамы и дети его любят. Потому что он умный и добрый. Я недавно нарисовала портрет Оунира, маме рисунок понравился. Она сказала, что мне удалось отразить волевой характер брата. А что в этом трудного? Когда он занят плетением, у него брови сходятся, между ними появляются две морщинки и иногда виден прикушенный язычок, а если же он думает, то появляется складка на лбу и глаза никуда не смотрят. Открыты, но ничего не видят. А когда он перебирает свои камешки, то глаза у него полузакрыты, а губы улыбаются и ноздри подрагивают.
Скоро мама Майта родит нам двух братиков. Я спрашивала у мамы Анниэль, больно ли ей было, когда она рожала Жанниэль, ведь дырочка у мамы внизу, через которую проходят дети, гораздо меньше, чем самый маленький ребенок. Мама сказала, что было немножко больно, но радости от рождения Жанниэль она получила гораздо больше. Так что можно чуть потерпеть. И я, когда вырасту, тоже рожу несколько маленьких хороших детей. Пусть даже будет слегка больно. Если получатся девочки, то они окажутся такими же красивыми, как я или мама. А мальчики — самыми умными, как папа Жека или папа Гур. И рассудительными, как наш Оунир.
Мама нам часто повторяла, что женщине нужно быть веселой и здоровой, тогда дети тоже будут здоровыми. И красивой тоже. Однажды я поинтересовалась у мамы, зачем нужны мужчины, если у них нет дырочки для прохода детей, она долго смеялась, а потом сказала, что мы обсудим этот вопрос чуть позже. Вечером, спросила я. Нет, лет через пять, когда ты повзрослеешь, ответила мама. Через пять, так через пять. Это не самый интересный вопрос, можно и подождать. Да я и сейчас знаю ответ. Они нужны, чтобы заботиться о нас, женщинах.
В заботах о нас, папа Жека придумал трусики и маечки. Теперь и мамы, и дети носят трусики и маечки. Оказалось удобно, потому что трусики и маечки мягкие и кожу не натирают. Папы обрадовались, что нам оказалось удобно, и тоже стали их носить. Но у папы Жеки они не такие красивые, как у мамы Анниэль. Потому что моя мама самая красивая, а папа не может быть таким, хотя я его очень-очень люблю. А кто красивее, у того и трусики должны быть самые красивые! Наверное, папа иногда завидует, что не может стать таким красивым, как мама.
