Александр Зорич - Ты победил

Но Сорго, казалось, все было нипочем. Ибо он и впрямь был одержим изящными искусствами. Он принял к сведению рекомендацию Авелира и, даже не скосив глаз туда, откуда ломился сквозь земную толщу шардевкатран, затянул другой мотив. В ту ночь он был единственным, в чьей душе не было ни страха, ни опасений.

На сей раз треньканье каниойфаммы подействовало на шардевкатрана, как показалось Эгину, успокаивающе. Но ненадолго. Очень скоро грохот возобновился с новой силой, причем где-то в стороне от них.

– Он стал рыть туннель на север! – заключил Авелир.

– Следующую! – скомандовал Лагха Сорго.

Сорго согласно кивнул и вновь вцепился в струну, как будто в ней был сосредоточен весь смысл мироздания. Впрочем, в некотором смысле оно так и было.

Грохот раздался совсем близко. Плотное серое покрытие левой стены туннеля, образованное застывшей шардевкатрановой слизью, растрескалось. Недра загудели и заныли. Взволнованный Авелир вскочил на ноги.

– Он здесь. Начинай другую!

Но не успел Сорго сменить мотив, как одна из стен лаза пошла трещинами и лопнула, словно ореховая скорлупа. Эгин, Сорго, Лагха и Авелир отскочили назад насколько могли далеко. И правильно сделали. Ибо спустя какой-то миг жвалы-захваты числом шесть показались в проломе, выискивая кем бы поживиться, а от фиолетового свечения бугорков на коже шардевкатрана в туннеле стало светло как в мрачный день лунного затмения.

– Сорго! – прошипел Лагха.

Но Сорго, к счастью, был по-прежнему увлечен искусством и ничем кроме искусства. Он припал на одно колено и вновь заиграл.

В какой-то момент Эгину показалось, что Сорго сыграл что-то не совсем то. И что шардевкатран воспринял услышанное как призыв подойти поближе и пожать руку Сорго всеми шестью жвалами-захватами разом. Однако интуиция Сорго была просто отменной. Или, быть может, осознание опасности сделало ее отменной. По крайней мере, очень скоро все вздохнули с облегчением. Вместо того, чтобы продолжать идти на сближение и дальше, шардевкатран ненадолго остановился, попятился назад, пробил потолок лаза и ринулся на поверхность земли.

– Интересно, что он будет делать дальше, – дрожащим голосом спросил Эгин.

Дождавшись, пока шардевкатран выберется наверх целиком, Лагха ринулся за ним.

– Он ползет на север. Сорго, дальше! – потребовал Лагха, высунувший голову в ночь.

Таким приблизительно образом они изучили нрав и повадки шардевкатрана. А также и язык, на котором следует говорить с ним, чтобы быть правильно понятым. Тот язык, на котором отлично изъяснялась Люспена или, точнее, Стражница аютской Гиэннеры по имени Куна-им-Гир. Правда, к концу урока все, кроме Сорго, который был готов бренчать на каниойфамме хоть до утра, чувствовали себя вконец обессиленными.

– Ладно, играй отбой. Нашему шардевкатрану пора спать, – сказал наконец Авелир, обращаясь к Сорго, чья вдохновенная рожа была лучшим подтверждением волшебной силы искусства.

Эгин и Лагха переглянулись в крайнем облегчении, а их клинки, в ту ночь оставшиеся не у дел, были возвращены ножнам.

После знакомства с шардевкатраном Эгин спал как убитый.

Для ночлега они облюбовали большой трапезный зал с двумя дверями. Возле них были выставлены в карауле по двое горцев. Остальные легли спать на расстеленных на полу шкурах. Спали бок о бок, словно солдаты в казармах.

Сорго и Лорма посапывали рядом, лежа спиной друг к другу, а между ними, словно драгоценнейшая драгоценность, покоилась невзрачная палка с единственной струной. Как граница, через которую не велят переступать приличия. Как напоминание о беспрецедентной по важности миссии. И как музыкальный инструмент, поющий любовь, разлуку и то, что между ними.

Эгину уже давно не снились сны. Ни хорошие, ни плохие. А потому, когда он увидел перед собой Авелира в едва различимом зеленоватом сиянии, Эгин был изрядно удивлен. «Вот те на!» – сказал себе Эгин. Сон был на удивление реалистичным, живым и свежим. Сон был вот каким.

– Нам следует поговорить с тобой, Эгин, – шепотом сказал Авелир и указал Эгину на выход из трапезного зала, где стояли на часах двое горцев.

Один из них старательно тер глаза, а другой накручивал на палец прядь волос, мечтательно запрокинув голову. Словом, каждый развлекался как мог. «Главное, чтобы носом не клевали», – подумал Эгин, под началом которого впервые была столь неотесанная армия. Впрочем, раньше не бывало и такой. Он встал на ноги и последовал за Авелиром.

Они вышли на нависающий над задним двором балкон, оплетенный диким виноградом. Кислым и зеленым.

– Я буду внимателен, – пообещал Эгин и вопросительно воззрился на Авелира.

– Тогда слушай. Ты знаешь почти всю историю о Лагхе и Ибаларе. Почти всю. Ты осведомлен о том, что Ибалар выучил и воспитал Лагху для того, чтобы народ эверонотов смог воскреснуть из небытия мощью и волею гнорра, гнорра-Отраженного. Ибалар был корыстен. Он нашел мальчика-Отраженного по имени Дайл, чтобы играть им, словно куклой. И поплатился за свою корысть. Но проблема в том, Эгин, что я тоже был далеко не бескорыстен. И хотя корысть моя была иного рода, она не перестает быть корыстью. Дело в том, что я тоже искал Отраженного. Просто Ибалар оказался гораздо проворней меня.

Авелир замолчал.

– Продолжай, Авелир – сказал Эгин, с удивлением обнаружив при этом, что уста его не разомкнулись.

– Итак, Ибалар опередил меня и забрал Дайла себе…

Авелир, как оказалось при более внимательном рассмотрении, тоже «говорил», не двигая губами, и тем не менее у Эгина создавалась полная иллюзия живой, настоящей беседы. «Впрочем, – отмахнулся Эгин, – это сон, а во сне все может быть».

– …Поначалу Ибалар учил Дайла так, как, быть может, учил бы и я. Но потом Ибалар вложил в душу Дайла слишком много зла, которому ему становилось все сложней сопротивляться. Он научил его свободно и без трепета бродить тропами, приводящими в страну, где свет и добро никогда не появляются. Я не допустил Черного Посвящения. Лагхе удалось унести ноги из Мертвых Болот, правда, запятнав себя одним из самых тяжких преступлений перед самим собой – убийством учителя. Я полагал, что со временем все доброе воскреснет в Лагхе и что гордыня, семена которой посеял в его душе Ибалар, никогда не даст губительных всходов. В своей наивности я полагал, что даже после трудов Ибалара Лагха будет в состоянии осуществить тот замысел, ради которого я в бытность свою мечтал найти Дайла-отраженного и воспитать его по-своему. И на этот раз я позвал его сюда при помощи твоего медальона не только затем, чтобы крушить костеруких и помыкать шардевкатранами. Однако теперь, когда Лагха здесь, я понимаю, сколь недальновиден был Авелир, старая и уродливая болотная саламандра…