— Не понял.
— Хороший ты уйбуй, Шпатель, — с чувством произнес Чемодан.
— Это я знаю.
— Тока вот в глупости разные напрасно веришь.
— В какие такие глупости? — удивился Дурич. — Не верю я ни во что такое.
— А в такие глупости, будто Кунтик пистолетики свои для семьи всей делает.
— А для кого же?
— Вестимо для кого, Шпатель, для нас. — Гнилич помолчал, многозначительно глядя на коллегу, и веско повторил: — Для нас.
— Дык правильно, мы же и есть семья, — осклабился Дурич. — Пусть он делает, развлекается, а потома нам раздает, как пообещал. А мы из этих пистолетиков ему ноги оторвем.
Чемодан вздохнул и недовольно объяснил:
— Никто никому ничего раздавать не будет, это же, в натуре, ясно. А когда Кувалда себе пистолетов понаделает много, или другого оружия страшного, он тогда сразу всех нас и прижучит, словно тапком. И меня, и Копыто охосударствленного, и…
— И меня?
— И тебя, в натуре, строителя хренова, — пообещал Гнилич. — Кунтик только с виду малохольный и одноглазый, а на деле…
— На деле у него обе зыркалки в порядке? — удивился Шпатель.
— Нет, мля, не обе, — раздраженно ответил Чемодан. — На деле у него между ушами моск есть, понял?
— Серый такой?
— У кого серый, а у кого светлый.
— То есть нам кранты? — испуганно спросил Дурич.
«Мля, надо было сразу башню подрывать…»
— Нет, Шпатель, нам с тобой не кранты, потому как мы все поняли, и готовы, как беговые лошади.
— Я не хочу быть лошадью.
— Да ты настоящий жеребец, мля, все бабы только о тебе и говорят.
— Правда?
— Правда.
— Я такой, в натуре, — приосанился Дурич.
— И должен таким оставаться, — сурово продолжил Гнилич. — Потому что гордый жеребец это не то же самое, что дохлый мерин.
— Я тебя понял, — хмыкнул Шпатель.
«Ну, наконец-то!»
— Надо нам из Кувалды такого мерина сделать, какого он из нас хочет.
— Молодец, — одобрил Чемодан. — Только не вопи об этом, чтобы не пронюхали.
Поняв, что Гниличи готовы бунтовать, Дурич едва не заорал от радости. Теперь оставалось главное — настоять на своей версии штурма.
— Я об наших планах вопить не стану, не дурной, чай, — пообещал Шпатель, дружелюбно разглядывая Чемодана. — А вот как мы это сделаем? Кувалду вона как стерегут, почти как Копыто, только чуть-чуть похужее.
— Мы до него доберемся, — уверенно произнес Гнилич.
— Ну, раз ты такой умный, я тебе доверяю.
— Неужели? — насторожился Чемодан.
— Ты, братан, до Кувалды добирайся, а мы твоих ребят с другой стороны прикроем. — Шпатель облизнул губы. — И машину вискиделательную спасем от грабежа и разбоя.
«А не такой уж ты дурак!» — едва не вырвалось у Гнилича.
— Мы ее грудями закроем, — пообещал Дурич. — Как родные Западные леса. Захватим ее и закроем.
Насчет прибыльного устройства у Чемодана были иные планы, однако он понял, что ни на каких других условиях Шпатель бунтовать не станет. К тому же Шибзичи наверняка затеют за вискиделательную машину бой, защищать ее будут с гораздо большей охотой, чем жизнь любимого фюрера, и обе стороны понесут серьезные потери. Что здорово облегчит Гниличам жизнь.
— Хорошо.
— Тогда я пошел, — радостно произнес Шпатель.
— Далеко? — не понял Гнилич.
— Машину захватывать. — Дурич подергал рукоять ятагана. — Хватит этому Копыто моей машиной владеть!
— Давай сначала все обговорим, — устало предложил Чемодан. — Определим, как будем бунтовать, а главное — когда.
— А машина? — растерялся Шпатель, которому не терпелось прорваться к вожделенному устройству.
— Машина никуда не денется.
— Точно?
— Она ведь в подвале.
— А-а… — Дурич вздохнул и согласился: — Ну, давай побазарим.
* * *
Частный жилой дом.
Подмосковье, Рублево-Успенское шоссе,
11 июня, суббота, 21:12
— Здесь очень красиво, — негромко произнесла Даша.
Дом, в котором они переночевали и провели весь сегодняшний день, действительно поражал воображение. Хозяин особняка — очередной друг Алиции, — питал слабость к классической архитектуре Древней Греции и заставил архитекторов создать современную копию величественных строений Эллады. В результате, резиденция напоминала и храм, и музей одновременно. Портики, мраморные колонны и полные света залы, украшенные мозаикой, барельефами и скульптурой, произвели на Дашу неизгладимое впечатление. А идеально ухоженный парк привел в полный восторг. Все утро девушка провела в мраморной беседке, стоявшей на берегу небольшого искусственного пруда, впитывая в себя покой волшебного места.
Дом был роскошен, парк великолепен, однако красивыми Даша назвала не их.
— Так и должно быть, — тихо ответила Алиция. — Красота создает необходимое настроение.
— Оно важно?
— Настроение?
— Да.
— Очень.
— Почему?
— Потому что сегодня важный день.
— Или вечер.
— Или ближайшие тридцать минут, — рассмеялась баронесса.
В глубине парка, почти в двухстах ярдах от особняка, располагалась еще одна беседка, точнее — целый павильон, предназначенный для веселых застолий и шумных игр. В обычное время в павильоне, наверное, находилась какая-то мебель, однако слуги ее вынесли, полностью освободив огромный зал, красоту которого и отметила Даша. Но девушка имела в виду не только мраморные колонны и барельефы, но и те элементы, что внесла в изящный павильон Алиция.
Во-первых, свечи. Зал был заставлен высокими и толстыми свечами черного цвета. Все они были зажжены и наполняли павильон причудливыми тенями, едва различимыми этим светлым вечером, и запахом умирающего воска. А в самом центре зала стояли тринадцать наиболее высоких свечей, доходящих Даше почти до плеча, которые огораживали основную зону, ту самую, где будет проходить церемония.
Вторым украшением зала стали символы. Они были изображены повсюду, черной краской прямо по гладкому мрамору, но главное скопление знаков, опять же, находилось в центре. Тринадцать свечей стояли вдоль правильного круга, внутри которого Алиция изобразила квадрат, а в нем — шестиконечную звезду. И обе эти фигуры были испещрены символами и короткими иероглифическими надписями. В центре звезды стояла золотая чаша, наполненная мельчайшим белым песком, а рядом лежал бронзовый кинжал.
Увидев который, Даша насторожилась.
— Для нас?
— Многие важные обряды требуют крови, — задумчиво произнесла баронесса.
