Бронзовый Ури ухмыльнулся. Его шепот эхом отразился от стен замка:
– Ты не можешь меня освободить. Я не заключенный!
Его меч со свистом описал горизонтальный круг и снес голову Вителли. Но после того, как его слова были услышаны и поняты, а потому последним выражением на этом лице с густыми черными бровями было, когда оно закувыркалось в воздухе, выражение полнейшей растерянности и отчаяния.
Голова упала, покатилась, замерла в неподвижности. Наступила тишина. Хлестал дождь. Фьяметта огляделась. Около ста человек жалось по сторонам двора, глядя во все глаза. В прорезях окон северной башни белели три смутных пятна – три женских лица. Почти все свидетели были монтефольские горожане, да несколько ошалелых лозимонцев, к чьим горлам были прижаты кинжалы. Из дальних закоулков замка доносились крики, истошные вопли, грохот – толпа разделывалась с последними солдатами Ферранте. Кровь Вителли, разлившаяся по булыжнику, чуть курилась паром, застывая. Поднимался пар и от Ури, стоящего под дождем. Багряное свечение угасало, и его поверхность начинала отливать металлическим блеском бронзы. Холод и тоска неизбывного одиночества сменяли в его глазах ликование победы. Вскоре ему придется уйти из своего временного металлического тела. Уйти куда?
И где батюшка? Она вспомнила новое золотое кольцо на теперь мертвой руке Вителли и пошла к трупу. Надо забрать кольцо. Может, аббат Монреале знает, как поступить с кольцом. Конечно же, должен быть способ освободить батюшку из кольца, а кольцо – от воли Вителли. Не может же один мертвец владеть другим?
Тут Фьяметта с ужасом заметила, что к безголовому трупу ползет Ферранте. Сеньор Лозимо не умер, как ей показалось! Видимо, раскаленное лезвие прижигало рану, нанося ее, и, хотя ребра у него были сломаны, Ферранте не истекал кровью так быстро, как Ури.
Она, опережая его, бросилась к кольцу. Тейр последовал за ней, держа молот наготове, хотя вряд ли Ферранте мог теперь кому-то угрожать. И все-таки в его непобедимой воле было какое-то жуткое величие – в воле, волочившей его бесполезное тело по мокрым от дождя булыжникам.
Но чуть только она протянула руку к Вителли, как волна холода отшвырнула ее назад, точно удар дубинки. Ферранте тоже вскинул руку, будто отражал незримый удар. Это усилие, видимо, разорвало что-то у него внутри: он хрипло вздохнул, темные глаза остекленели и остались открытыми. Фьяметта скорчилась на булыжнике, смотря на то, чего не могло быть.
Над телом Вителли сгущалась фигура, словно ночной мрак обретал осязаемость. Темный человек – чернота более плотная, чем любая тень в освещенном факелами дворе. Фьяметте почудилось, что внутри черного человека она видит другие маленькие полупереваренные призраки, десятки и десятки, изуродованных, корчащихся в смертной муке.
– Ох, нет! – охнул Тейр – Мы сотвори и еще один призрак! Неужто этому не будет конца!
– Нет, – еле выговорила Фьяметта – Хуже… куда хуже! Мы сотворили демона!
Где же батюшка внутри темного человека? Одни из этих призраков выглядел совсем свежим и словно бы испытывал немыслимую боль…
Лицо темного человека обрело выражение, черты стали четкими и знакомыми. Черные глаза открылись, зажглись собственным красным огнем. Выглядел Вителли почти столь же ошеломленным, как Фьяметта. Он растопырил пальцы и уставился на них в изумлении. Один черный палец опоясывало яркое сияние. Вителли откинул голову и захохотал, смакуя свое продолжающееся существование и власть.
– Удалось! Я жив! Теперь я бессмертен! – Темный человек даже запрыгал от радости и отвесил иронический поклон в сторону Ури, остывающего, оглушенного. – Благодарю тебя!
И все ее вина, с горечью подумала Фьяметта. В одной из своих многочисленных проповедей на эту тему аббат Монреале назвал грехом непоправимую ошибку с роковыми последствиями. Теперь она видела перед собой такую свою ошибку и думала: «Восьмой смертный грех, конечно же, глупость». И невежество. Она не имела представления, как бороться с демоном, ни малейшего. Зато всем своим существом чувствовала, что стоит Вителли окончательно вырваться на свободу, и последствия будут ужасны.
– Что ты сделал с моим батюшкой? – дрожащим голосом спросила она у Вителли-демона.
Едва он перевел на нее красные-глаза, она поняла, что ей не следовало бы привлекать его внимание.
– Его воля теперь принадлежит мне, – прошептал Вителли, словно зашуршал лед. – Ты опоздала. – И улыбнулся адской улыбкой. – Он тоже опоздал! – Его лицо обратилось к воротам.
По булыжнику зацокали лошадиные копыта. Сердце Фьяметты подпрыгнуло, ей захотелось закричать от радости и облегчения. Аббат Монреале поспешал к ним на выручку на белом коне!
– Фьяметта! Тейр! – восклицал он. Крик радости замер у нее на губах, едва она вгляделась получше. Во-первых, лошадь. Она знала этого мерина. Даже кавалерийское седло, которое где-то раздобыл Монреале, не могло скрыть прогнутую спину. Он стоял, тяжело, со свистом дыша, на седой морде краснели круги раздувавшихся ноздрей, и выражение у него было самое унылое, а колени дрожали. Нет, аббат Монреале, без сомнения, чудотворец, возлюбленный Господом, раз понудил этого одра подниматься по склонам.
Монреале подобрал серое монашеское одеяние, оголив ноги до колен, а сандалии сбились на сторону, так усердно он лупил пятками по бокам старика мерина. В руках он умудрялся держать поводья, свой пастырский посох и пару салаконов. Волосы под кустистыми бровями торчали во все стороны, а на лбу лиловела огромная шишка.
– Фьяметта! – крикнул он снова и осекся, увидев картину в центре двора.
– Я собирался сказать, – продолжал он странным, мягким, почти домашним тоном:
– Фьяметта, что бы вы ни делали, ни в коем случае не убивайте Вителли.
Его серые глаза вперились в красные глаза темного человека, Фьяметта с облегчением и благодарностью почувствовала, что перестала служить средоточием внимания Вителли. В эту минуту Монреале выглядел нелепо. Если не считать его глаз.
Все так же пристально глядя на темного человека, Монреале перекинул ногу через понуренную голову мерина и легко спрыгнул на землю. Флаконы он засунул за пояс, поднял посох вертикально и задумчиво провел ладонью по всей его длине. Потом двинулся вперед и вдруг резко остановился, словно получив такой же удар холодом, как Фьяметта.
– Джакопо Шпренгер. Хотя твой дух расстался с телом, ты все еще отчасти существуешь в мире воли. Пока твоя воля свободна, ты еще можешь искренне раскаяться, исповедаться в грехах и подтвердить свою веру. Клянусь тебе, Бог превыше любого зла, какое ты можешь измыслить. Остановись. Остановись не медля и отврати свое лицо от греха!