– Целоваться, конечно! А Тиро снаружи караулил!
Мэтт вскочил как ужаленный.
– П-повтори!
Никогда не слышала, чтобы он заикался.
– Мэтти, ты что, с ума сошел? Ты что, думаешь, я серьезно? – Если бы не напряжение, пронизывающее воздух, я бы прыснула со смеху!
– Ну хорошо. Кто такой Кабад?
– Понятия не имею.
– Кто бы сомневался! Что ты должна была сделать… отдать Вьорку? Может, и гвизарму ты ему подсунула? – внезапно спохватился он.
– Ага, чтобы потом спасти его руками Сориделя. Какая я умная! И чего мне это действительно сразу в голову не пришло? Приубить мужа – а потом приоживить, чтобы все радовались, какая я славная.
– Так что ты должна была ему отдать? Что в склянке?
Я мучительно пыталась сообразить, какого ответа Мэтт от меня ждет. В голову ничего толкового не приходило. Какая такая склянка? Он вообще о чем?
– Не знаю. Просто не понимаю, о чем ты говоришь.
– Ясно.
Несколько минут мучительных раздумий.
– Фиона, а можно почитать твой дневник?
– Что-о?!
– Я не верю тебе.
Вот этого я никак не ожидала. Нет, я понимала, что он мне не верит, но такая просьба…
Я сходила в спальню и вернулась со своей тетрадкой в кожаном переплете. Подошла к сидящему у стола Мэтту. Горло сдавил мучительный спазм.
– Возьми, – с трудом проглотив горький комок в горле, проговорила я. – Никогда в жизни никому не давала его читать. И думать не думала, что кто-то в здравом уме такое попросит. Оказывается, ошибалась.
Я швырнула тяжелую тетрадь на колени Щиту.
– Я верю, что ты делаешь это из лучших побуждений. Но другом ты мне после этого уже никогда не будешь.
Мэтт посмотрел на дневник так, будто у него на коленях свернулась калачиком ядовитая змея. Осторожно, явно делая над собой усилие, взял тетрадь в руки. Я сквозь выступившие слезы наблюдала за ним.
Вот сейчас он ее откроет. Сначала робко, с сомнением посмотрит на первый лист. Потом начнет читать, все быстрее и быстрее перелистывая страницы, с интересом вглядываясь в мои закорючки…
Вся моя душа, страхи и тревоги, то, что я не открыла бы никому.
Вдруг я поняла: до этой глупой просьбы Мэтт был единственным, кому я действительно могла доверить дневник. Наверно, я и так когда-нибудь дала бы ему почитать эти исписанные мелким почерком страницы. Для чего? Наверно, просто хотелось, чтобы он меня лучше узнал. Понял. Почувствовал.
Но – не сегодня. Не при таких обстоятельствах.
Все мои тайны…
Как я буду смотреть ему в глаза?
И самое страшное, что там есть, – это как раз то, что я думала о нем. Я за него волновалась, хотела, чтобы он был рядом…
Сейчас он возьмет и перечеркнет все разом. Пусть убедится, что я не виновна в… чем там он меня подозревает. Это уже не важно, будь я хоть сто раз виновата. Завтра с утра я пойду к Вьорку и скажу, что не могу больше видеть Мэ… этого Щита. Пусть найдет нового. Или пусть их будет только трое – не такая я важная птица, чтобы меня четверо охраняли.
Лучше бы я осталась под обвалом. Оказывается, это такое унижение – когда твои чувства хотят вывернуть наизнанку… Тем более если это делает тот, кому ты собирался их доверить.
Я не отрываясь смотрела на тетрадь и на руки Мэтта. Внезапно он начал тихо-тихо, едва касаясь, поглаживать кожу переплета.
Я взглянула ему в глаза. Мэтт задумчиво смотрел куда-то в стену.
– Ну? – не выдержала я.
Мэтт спокойно поднялся и положил тетрадь на стол.
– Извини меня. Правда, извини. Я понимаю, что не должен был об этом просить… Давай попробуем еще раз. – И он улыбнулся.
Будто солнце, наплевав на все каменные стены и потолки, ворвалось в мою комнату. Такое облегчение я испытала только тогда, когда узнала, что Вьорк не погиб.
– Мэтти, я расскажу все-все… Только объясни, чего ты от меня хочешь? – жалобно протянула я, садясь рядом с его креслом прямо на пол.
– Даже и не знаю… – Мэтт рассеянно погладил меня по волосам, а мне больше всего хотелось поймать его руку, прижать к щеке… – Заговорщики вели себя так, будто ты с ними заодно. Ты точно не знакома с Кабадом?
– Это их главный?
– Вряд ли. Просто один из них.
– Мэтти, но я честно-честно не знаю никакого Кабада!
– Лицо со шрамом.
– Не помню ни одного гнома со шрамом на лице.
– Что характерно, я тоже, по крайней мере из живущих сейчас в Брайгене.
Мы помолчали.
Мэтт наклонился и взял мое лицо в ладони.
– Ты сможешь меня простить? Я вел себя как дурак.
– Что ты! Ты просто беспокоился… За меня, за Вьорка… – Я дотронулась до его руки и склонила голову, чтобы поцеловать. – Это ты меня извини.
Мэтт вырвал руку.
– Ну что ты, что ты опять! – Не очень соображая, что делаю, я положила голову ему на колени.
Мэтт очень бережно поднял меня на ноги и встал рядом. Странно – никогда не думала об этом, – он выше меня где-то на пол-ладони. Почему-то в эту минуту это было важно.
– Пожалуйста, никогда не обманывай меня.
– Пожалуйста, верь мне.
Наши лица были близко-близко. Мэтт держал меня за руку. А я не слышана, но чувствована, как часто бьется его сердце: тук-тук. Тук-тук.
Это, наверно, неправильно, но мне страшно захотелось его поцеловать.
Не так, как целуют друзей. Так, как целуют мужчин Тех, кто защищает, кто рядом в самую страшную минуту…
Боги, простите меня. Я не ведала, что со мной творилось в этот момент. И сейчас не ведаю.
5 кналлари
Сразу после того, как Мэтт ушел, я отправилась спать, так и не расспросив его, что же он нашел у Варра и с кем говорил на горке. Мне это и в голову не пришло, я совсем о другом думала…
О том, что пора посмотреть правде в глаза. Я не могу без него. Мне надо видеть его лицо, слышать голос, чувствовать тепло его рук…
Признаться в этом даже самой себе – огромное счастье, но и страшное испытание. Конечно же, никто об этом не узнает. Даже он. Нет, это не любовь, это не влюбленность. Не может быть. Я просто привязалась к нему – слегка и случайно.
Или все же?..
Стради и Тиро о чем-то негромко разговаривали в кабинете. Боги, они же могли войти! И что бы подумали?…
Погасив светильники, я зажгла толстую витую свечку, прикрыла дверь, оставив лишь маленькую щелочку, и нырнула в кровать. Открыла дневник, обмакнула перо, и вдруг…
– А почему ты каждый вечер что-то пишешь? – спросил меня высокий тоненький голосок.
Вздрогнув, я уставилась во все глаза на маленькое серо-коричневое существо с глазами-бусинками, любопытно помаргивающими в неровном свете свечи.
– А… ты кто?
Впрочем, я уже догадалась, кто это. И поэтому не испугалась.
– Так и быть, представлюсь первой. Я – Берья.
– Ты – лашши? Моя лашши?
