На сей раз выпали фиолетовый и зеленый.
Ван оказался озадачен результатом, а я немного расслабился. Способность машины к предсказаниям заставляла меня нервничать, а невозможный результат мог бы отговорить Вана от продолжения экспериментов. Для Вана я сохранял уверенное выражение на лице и наговорил всяческих правильных и ободряющих слов, но надеялся, что происшедшее положит конец всей этой ерунде. Но, произнося свои слова, я поднял взгляд на шкаф. Осколок звезды взирал на меня с вершины огромного шкафа, словно разъяренный кот.
Я ужасно спал в тот вечер. Осколок камня поселился в моих снах. Я увидел, каков он был. Живая часть неба, кусочек Богов. Но он сорвался с одного из темных созвездий и губительно влиял на мир вокруг себя. Он не предсказывал, скорее, просто диктовал будущее. За этими грубо вырезанными зеленоватыми глазами скрывалась злоба, и я чувствовал, как она ищет меня.
Наконец под утро мне удалось задремать; меня успокоил стук дождя по крыше. На деле же, прямо над нами прошла гроза, обернувшаяся мощным ливнем. Я проспал до полудня, а когда пробудился, увидел результаты предсказания машины Вана.
Дождь был обильным и удивительно плодородным. Трава и кусты, казалось, подрастали под проходящей грозой, и даже некогда голые дорожки покрылись яркой свежей зеленью. Кроме того, повсюду выросли маленькие фиолетовые цветы, такие, каких мы никогда не видывали, они напоминали звездочки.
Я вышел из дома и обнаружил, что большая часть населения также находилась снаружи, занимаясь исследованием новой поросли. Лепестки цветов имели маслянистую поверхность, неприятную на ощупь. Воздух в поселении казался теплее после дождя, почти душным. Другие гномы-механики тоже заметили это и, будучи гномами-механиками, произвели на свет множество вентиляторов на педальной тяге и циркуляторов воздуха, питаемых солнцем. Я же предчувствовал, что это больше чем просто перемена погоды, и вспомнил о том, как странно нагрелась монета во время предыдущих экспериментов.
Я зашел в лабораторию Вана без приглашения и обнаружил, что шкаф с металлическими шарами и штырями оставлен без присмотра, в окружении установленных на скорую руку линз и зеркал. Наверху, словно идол, облаченный в медную мантию, стоял камень. Он казался больше и зеленее, чем прежде, если, конечно, такое возможно. Окружавшее его зло казалось почти ощутимым.
Я подобрал киянку побольше.
Внутри меня все переворачивалось, пока я приближался к устройству Вана. «Может быть, мной движет простая ревность? — размышлял я. — Ван сделал то, что мне оказалось не под силу, — предсказал движения небес. Вдруг именно это заставляет меня разбить эту штуку? Смогу ли я и в самом деле считать себя другом Вана после того, как разрушу его великое достижение, машину, делающую в точности то, для чего была создана? И все из-за немного странной погоды?»
Я слишком долго колебался. И услышал за спиной скрип лестницы и тихий голос Вана, зовущего меня по имени.
Я обернулся и увидел, что он спускается с верхнего этажа. Мой друг выглядел хуже, чем труп, его белая рубашка пропиталась потом, а рабочий халат висел на нем, как на вешалке. Глаза Вана запали, лицо избороздили глубокие морщины. Казалось, что он не спал уже несколько дней, а если быть честным, то и пах так, словно не переодевался вдвое дольше.
— Я услышал тебя, — сказал он со слабой улыбкой. — Подумываешь немного отрегулировать мой предсказывающий движок?
— Отрегулировать, — повторил я, потом осознал, что держу огромную киянку, и быстро опустил ее. — Немного. Даже не знаю, необходимо ли это. У меня было… чувство.
— Чувство, — кивнул маленький гном-механик. — И со мной то же самое. Чувства и сны. Сны приказали мне построить шкаф, а чувство заставило использовать медную проволоку там, где, на мой взгляд, могла сработать и обычная хлопковая бечевка. Во снах осколок звезды всегда ожидает меня, предсказывает будущее, рассказывает, что произойдет дальше.
— Как ты думаешь, как он работает? — спросил я, окидывая взглядом шкаф. — Я имею в виду, как именно работает?
Ван встревоженно пожал плечами:
— Думаю, что время — это река и что устройство позволяет нам как бы взять образец воды выше по течению, прежде чем ее донесет до нас. Со временем мы сможем предсказывать великие вещи, создавать предупреждения и оракулы, рассказывать о неизбежных проблемах и способах расправиться с ними… — Его глаза затуманились. — Это великое изобретение. Мое изобретение.
— Река, — кивнул я. — Но что, если при осуществлении процесса получения образца приближающегося времени машина влияет на результат? Что, если, когда монета выпадает решкой, эта штука вынуждает монету выпасть решкой? Что, если, предсказывая синий день или зеленый день, она начинает изменять, перекручивать саму погоду?
Ван сильно нахмурился, обдумывая мои слова.
— Как я и сказал раньше, это ведь не имеет особого значения, не так ли? Будущее есть будущее, вне зависимости от того, было ли оно определено случайным указанием или предсказано машиной. Отличие, которое не делает разницы, не есть настоящее отличие, а?
— Просто это кажется неправильным… погода, цветы, туман. — Я пожал плечами, подбирая слова: — Просто кажется неправильным.
— А ты уверен, что не завидуешь моему успеху? — резко спросил Ван, вытягиваясь в полный рост. — Тому, что ты не совершил ничего столь же важного, как это? Тому, что это я, а не ты раскрыл тайны небес? Это тебе кажется неправильным?
Я попытался сформулировать ответ, но не получилось. Я тоже боялся, что Ван прав.
Гнев, казалось, высосал из моего друга больше сил, чем тот мог себе позволить. Он махнул мне тощей рукой:
— Я устал, старина. Прости мое поведение и, пожалуйста, оставь меня. Я был удивлен, когда ты не появился, чтобы услышать предсказание на завтра. Все остальные уже побывали.
— Завтра? — спросил я, — А какая погода будет завтра?
— Черный и красный, — со слабой улыбкой произнес он. — Шары выпали — черный и красный. Я предсказываю красивый закат.
Не помню, что именно я говорил, но принес свои извинения и отступил к собственному обиталищу.
Все, о чем я мог думать, так это о том, что Ван прав. Он превзошел самые смелые ожидания. Я ревновал, ненавидел и его самого, и его успех.
Я боролся со своими простынями всю следующую ночь, когда в мои сны проникли ужасные образы. Камень в кошмарах рисовался огромным, словно гора. Длинная трещина разорвала одну из его сторон, и из нее выросла голова змеи. Затем показалась еще одна, потом еще три, и все они переплетались и кричали на странных языках. Головы имели разную окраску: красная, черная, белая, зеленая и синяя. И когда головы дракона увидели меня, они заревели.
