Фред Сейберхэген - Разорённые земли

И тут ему стало ясно, что прикосновение к ней ничего для него не значило. Это было все равно что обнимать огромную дышащую куклу. Он отпустил ее.

К его удивлению, Чармиана припала к нему, рыдая. Он никогда не видел ее такой; пораженный, он ждал, чем это закончится.

Между всхлипываниями она пролепетала:

— Ты — ты, значит, находишь меня — не слишком изменившейся?

— Изменившейся? — Затем он вспомнил кое-что, что делало понятным ее поразительное поведение. — Нет. Нет, ты совсем не изменилась. Наш могущественный вице-король солгал в отношении уничтожения твоей красоты. Ты выглядишь не хуже, чем всегда, вот только грязновата. — Впервые за много дней Чап слышал свой голос как самый обычный, естественной звук.

Чармиана несколько мгновений смотрела на него, не отваживаясь поверить. Ее всхлипывания внезапно сменились возгласами радости и облегчения.

— О, Чап, ты мой повелитель — верховный и единственный господин. — Она прерывисто, странно смеялась.

На Чапа нахлынули чувства, доселе ему неведомые. Они были сродни безумию. Он не мог разобраться в них или подавить их. Он зарычал, вскочил и рывком поставил Чармиану на ноги. Он схватил ее за плечи и сжимал, пока не стало казаться, что вот-вот могут хрустнуть кости, пока она непонимающе не застонала. Затем, продолжая удерживать жену левой рукой, Чап размахнулся и правой, открытой ладонью, но со всей бушевавшей в нем яростью, дал ей пощечину.

— Это тебе за то, что ты предала меня, за то, что меня использовала, за то, что пыталась меня убить!

Удар свалил Чармиану с ног и заставил замолчать. Лишь некоторое время спустя она вздрогнула, застонала и села, на этот раз утратив всю свою грацию. Ее волосы больше не скрывали лица. Кровь капала с губ, а на подбородке уже расцветал синяк. Наконец она смогла задать ему вопрос, изумленно и кротко:

— Почему сейчас? Почему ты ударил меня сейчас?

— Ну что ж, лучше поздно, чем никогда. Я мщу по-своему, как ты сказала. Не так, как Сом, не так, как любой другой здесь. — Сжимая рукоятку меча, Чап выглянул из ниши, оглядев спиральную тропу. Пусть теперь нападают на него; он — Чап, сам себе господин, и таким он решил умереть.

Увидев недоумение, написанное на ее лице, он продолжил:

— Ну-ка, тряхни головой и постарайся уразуметь то, что я сейчас скажу. Я не собирался выводить тебя из этого проклятого места. Я должен был разыграть роль придворного шута Сома и Запраноса; таким образом я должен был доказать свое право присоединиться к элите Востока. Им не нужен на службе свободный человек. Они должны располагать людьми, связанными клятвой, раболепствующими, лижущими им задницу. Тогда они откроют своим проверенным рабам секреты власти и двери к богатству. Так они говорят. Лжецы. Насмешники над калеками, обрыватели крыльев у мух. Не знаю, разит ли от Сома смертью — или только лошадиной мочой!

Он почувствовал себя лучше благодаря этой продолжительной речи и еще лучше благодаря действию, непосредственно предшествовавшему ей. Теперь в нише воцарилась тишина. Чап задышал медленнее, а Чармиана — ровнее, к тому же она перестала стонать.

И тут наверху опять послышались лязг и крики — там кипела битва.

Чармиана, почти нормальным голосом, спросила:

— Это Томас напал? Но ведь наши генералы считали это невозможным?

Чап проворчал в ответ что-то неразборчивое.

— Эти, с Запада, причинили мне много вреда, — сказала Чармиана. — Но если бы я могла выбирать, я присоединилась бы к ним, а не к Сому.

— Ты поступила бы мудро, если бы смогла так сделать. Они, на Западе, — живые люди, и многих поверг бы к твоим ногам один взмах твоих ресниц. Что еще?

Какая-то мысль или воспоминание снова вернули выражение удивления на ее лицо.

— Чап… Я никогда не спускалась раньше в эту пещеру — и все же мне кажется, что я была здесь. Происходящее кажется мне знакомым. Извилистая тропа, эти ниши. Звуки, вызываемые проходящими демонами, ощущения, рождаемые ими, чувство безысходности, прежде всего. — Она вздрогнула. — Но как я могу узнавать их и не помнить ясно?

Чап мыслил практично.

— Если ты бывала в этой пещере или видела ее в каком-то видении, тогда припомни выход из нее, которым мы могли бы воспользоваться.

Чармиана бросила на него долгий испытующий взгляд, в котором сквозили остатки былой надменности, но ее изможденное лицо слегка смазало эффект этого взгляда.

— Теперь ты уже закончил мстить мне?

— У меня есть заботы и поважнее. Например, выбраться отсюда теперь, когда загубил свой шанс присягнуть на верность Востоку. Да, я помогу тебе выбраться, если ты поможешь мне. Но только начни снова хитрить, и я сразу сброшу тебя в яму.

Она грустно кивнула.

— Я помогу тебе всем, чем смогу, так как знаю, чего можно ожидать от Сома. Что мы должны делать?

— Ты спрашиваешь меня? Я думал, что ты сможешь припомнить выход из этой дыры. И достаточно быстро. Пока продолжается битва, о нас, вероятно, не вспомнят.

Чармиана уставилась на него с сомнением и беспокойством.

— Я думаю — то ли припоминаю, то ли мне видится — я думаю, что внизу нам не выйти. — Ее голос стал отрешенным. — У основания этой трубы находятся только глухие полости в почерневшей скале. И еще странные огоньки и рычащие демоны. Я хотела было убежать, но отец схватил мою… — Она оборвала фразу, тихонько вскрикнув, ее голубые глаза расширились.

— Твой отец водил тебя туда вниз? Экумен? — Чап не пытался вникнуть в услышанное; если это было частью нового хитроумного обмана, то он не мог понять его смысла. Он подсказал: — Как ты выбралась наружу? Если внизу нет никакого выхода, значит, мы должны снова подняться наверх. Где верхушка этой шахты выходит из толщи горы?

Ей пришлось напрячься, чтобы припомнить и ответить ему.

— Я не знаю. Не думаю, чтобы я когда-нибудь бывала у вершины этой трубы. Мне кажется, что мы и вошли и вышли где-то на уровне камер… Чап, зачем моему отцу понадобилось приводить меня сюда?

Не отвечая, Чап вывел ее из ниши и быстрым шагом начал долгий подъем. Они почти не разговаривали друг с другом до тех пор, пока снова не поднялись к камерам. Здесь Чап настороженно огляделся, но по-прежнему никого не было видно. Камера Чармианы снова была отперта. Должно быть, все способные к бою были мобилизованы; но долго ли сохранится такое положение, трудно было сказать.

Он сжал руку Чармианы.

— Ты сказала, что вошла и покинула шахту где-то здесь. Вспомни какой-нибудь путь из крепости, которым мы можем воспользоваться.

— Я… — Она обессиленно потерла лоб. — Я не могу вспомнить никакого пути. Мы должны идти к вершине. Там должен быть какой-нибудь выход, по крайней мере, к солнечному свету, если не к свободе.