— вопрос сложнее, на него не ответить в одно предложение.
— Ответь в два, — зло рявкнул в ответ. — В три, в тридцать три, во сколько потребуется!
Шейный платок: па в жизни не надевал его ни разу, а в гробу лежал в нем. Теперь он получил объяснение своему нахождению на теле отца.
— Что толку? — Богдана поджала губы. — Ты задаешь не те вопросы. Правильный: за что его убили? Узнаешь мотив, отыщешь и преступника.
— Дай угадаю, — мой голос сочился ядом сарказма. — За ту вербальную прелесть, которой ты меня приголубила, мамочка.
Обращение, которое она терпеть не могла. Хуже воспринималось ею лишь презрительное «мамаша». Я злил ее, распалял нарочно. Больше ярости, меньше самоконтроля.
— Прелесть, — тоскливым эхом повторила родительница. — Твой отец был гений. Гений, гордец и фанатик. Человек идеи. Замысел «прелести» он почерпнул из какого-то древнего манускрипта еще в те времена, когда он мотался по миру с приятелем-французом, Клодом Бальсамо. Но загорелся так, что не потушишь, после свадьбы.
Богдана поморщилась, тяжко вздохнула. Парочка за ее спиной обратилась в слух и, похоже, расслабилась. Ну а что? Жути никакой не происходит, угроз не сыпется, пули или что похлеще не летят. Мирно беседуют родственники, проясняют недопонимания.
А то, что я наговорил чуть раньше о покойниках, парни выбросили из головы. Чушь, они считают себя неприкосновенными, ведь к Самой Богдане приближены. Я же не слепой, вижу, с каким восхищением, послушанием, едва ли не раболепием, к ней прислушиваются. И помню отменно слова Игоря Липина: «Она не должна узнать, что ты втянут. Это недопустимо».
Тем лучше. Время терпит.
— Клод искал рецепт эссенции вечной жизни, — ма зачем-то перескочила на личность потомка графа Калиостро. — Этот рецепт, по его глубочайшему убеждению, обрел в странствиях его далекий предок, но потомкам не передал. Следовательно, пройдя по следам предка, имеется шанс найти рецепт повторно. Дима интересовался языковыми памятниками древности, и на каком-то временном отрезке их с Клодом пути с интересами пересеклись. Бальсамо все еще ищет свой рецепт вечной жизни, а Дима...
Лицо ма исказилось при упоминании мужа. Нет, к гибели отца она непричастна, двух мнений быть не может. Такую тоску не сыграть.
— Знаешь, он никогда не распространялся, как и где нашел пергамент, с которого все началось, — минутный порыв прошел, Богдана снова взяла себя в руки. — А от прямых расспросов уходил, закрывался. Думаю, воспоминания были не из приятных. Кстати, если ты решил разыскать Клода, забудь. Во-первых, я ему строго-настрого запретила с тобой разговаривать. Он мог бы не послушать, но проклятие с отложенным действием даже для этого сорвиголовы — аргумент. Во-вторых, он не слишком осведомлен, Дима посвятил его в суть изысканий только в общих чертах. В-третьих, Клод снова пустился в странствия, на сей раз в джунгли Амазонки.
Нехороший звоночек: либо от «моих» вурдалаков «сквозит», либо они попали в неприятности. И то, и другое плохо.
— Учту, — кивнул.
— Когда мы с Димой встретились... — взгляд ма затуманился. — Всё было так ярко, так всеобъемлюще, феерично. На фоне этого теряло всякое значение то, кем мы были до встречи, чем жили и дышали. Я распростилась с силой, отринула Ковен. Дима вдребезги, бесповоротно разругался с Демьяном. Не уверена, знаешь ли ты, но твоему дяде достался родовой дар Бельских.
— Слышал краем уха, — пожал плечами. — Без подробностей. Даже кем именно он был, не в курсе.
— Чаровой он был, — легко и непринужденно раскрыла тайну моего родича Богдана. — Или чарник, так тоже верно будет. Не путай с чародеем, тот буквально деет — от «деяти» — творит чары. Себя он называл рукодельником, что не совсем правильно. Он создавал особенные вещи, с необычайными свойствами. Чувствовал материалы, подбирал их так, чтобы они взаимодействовали, усиливали друг дружку. На низком уровне, по набору известных рецептов, шаблонов, создавать особые предметы могут и другие. Но истинного мастерства и понимания им никогда не достичь. А Демьян был последним, насколько мне известно, чаровым в северных землях. Когда он умер, я надеялась, что его дар перейдет к тебе.
— А как так получилось, кстати? — я решил откатать по полной аттракцион невиданной информационной щедрости. — Не старый же он был.
— Нарвался на проклятие, — ответила родительница. — Демьяну цены бы не было, если б не его пунктик на борьбе со злом. На том и погорел. Мне неизвестны подробности, но по характеру проклятия скажу так: дурное оно было, скорее всего, посмертное. Жизнь за жизнь, кровь за кровь. И все его поделки оказались бессильны. Девять лун отбегал, а после в белое полотно и в землю.
Сожаления в ее словах о дяде я не заметил. Вот ни капелюшечки.
— Постой-ка, — вскинула красивые брови ма. — А почему я раньше не задумалась? Сила у Демьяна была — родовая, наследуемая по мужской линии. Если Бельский умер бездетным, сила переходит к отроку, кто наиболее близок по крови. Ты его племянник, и по возрасту и степени родства должен был стать наследником Демьяна, когда тот умер. Но не стал.
Наиболее близкий (вроде как) по крови отрок деликатно шаркнул ножкой.
— Я знаю, когда и при каких обстоятельствах тебе достался чужой дар, — родительница качнула головой. — Чужой, а стакнулся с твоим нутром он как раз благодаря крови поколений. Тут другое. Не верю, что сила Демьяна рассеялась или выбрала чужака. Это значит — что? Что где-то по миру ходит некто Демьянович, сродственник тебе, и Луна в положенный срок коснулась его чела... Он что, прятал сына от родни?
Про Луну, срок и чело Богдана говорила нараспев, сложилось впечатление, что произносит она ритуальную фразу. Что до прочего... Ма любит говорить заумно, цитировать заумь и так далее, но тут прямо органично звучало.
— Или не знал, что стал папой, — мои плечи снова пришли в движение. — Похождения дядюшки и грехи бурной молодости — это, конечно, занимательно, но мы существенно отдалились от куда более важного рассказа.
— Действительно, — легко согласилась она. — Итак, братья рассорились. Видишь ли, Демьян не стеснялся в выражениях и красках, описывая младшему брату негативные стороны ведуний и многих других, кто под Луной ходит.
— В смысле, правду сказал? — с невинным лицом уточнил я. — Как есть?
— Правду следует подавать так, как подают пальто, а не швырять в лицо, как мокрое полотенце, — назидательно высказалась мать. — Марк Твен. Демьян швырял брезентовые полотнища с колотыми льдинами из Северного Ледовитого океана.
Упрямство — семейная черта Бельских. Так что
