И все-таки Инквизиция замешана. Я шефа знаю. Он из всего извлекает по меньшей мере две-три выгоды. И недавняя история с Максимом, диким Иным, Светлым, ушедшим работать в Инквизицию, тому пример. Шеф натаскал в этом деле Светлану, дал ей уроки самоконтроля и интриги, но попутно выявил нового Инквизитора.
Знать бы, к чему готовят Светлану!
Пока я иду в темноте. И что самое страшное – удаляюсь от Света.
Я надел наушники, закрыл глаза.
В эту ночь дивным цветом
распустится папоротник,
В эту ночь домовые вернутся домой,
Тучи с севера, ветер с запада,
Значит, скоро колдунья махнет мне рукой.
Я живу в ожидании чуда, как маузер в кобуре,
Словно я паук в паутине,
Словно дерево в пустыне,
Словно черная лиса в норе.
Я рискую. Я очень рискую. Великие Волшебники идут по своим, но даже они не рискуют идти против своих. Одиночки не выживают.
Я бежал сквозь подзорные трубы
от испуганных глаз детей,
Я хотел переспать с русалкой,
но не знал, как быть с ней,
Я хотел обернуться трамваем
и въехать в твое окно,
Ветер дует с окраин, нам уже все равно,
Ветер дует с окраин, а нам уже все равно.
Будь моей тенью, скрипучей ступенью,
цветным воскресеньем, грибным дождем,
Будь моим богом, березовым соком,
электрическим током, кривым ружьем.
Я был свидетель тому, что ты ветер,
ты дуешь в лицо мне, а я смеюсь,
Я не хочу расставаться
с тобою без боя, покуда тебе я снюсь.
Будь моей тенью…
Рука легла на мое плечо.
– Доброе утро, Света, – сказал я и открыл глаза.
Она была в шортах и купальнике. Волосы влажные и аккуратно уложены. Наверное, душ приняла. А я, свинья, даже не подумал.
– Как ты после вчерашнего? – полюбопытствовала она.
– Нормально. А ты?
– Ничего. – Она отвернулась.
Я ждал. В наушниках наигрывал «Сплин».
– Чего ты от меня ждал? – резко спросила Света. – Я нормальная, здоровая, молодая женщина. У меня с зимы мужика не было. Понимаю, ты вбил себе в голову, что Гесер нас свел, как лошадей на случку, вот и уперся.
– Ничего я не ждал.
– Тогда извини за неожиданность!
– Ты почувствовала мой след в комнате? Когда проснулась?
– Да. – Светлана с трудом вытянула из узкого кармана пачку сигарет, закурила. – Я устала. Пусть я только учусь, а не работаю, но устала. И приехала сюда отдыхать.
– Ты ведь сама заговорила о наигранном веселье…
– А ты и рад был подхватить!
– Верно, – согласился я.
– А потом пошел жрать водку и строить заговоры.
– Какие еще заговоры?
– Против Гесера. И против меня, между прочим. Смешно! Даже я почувствовала! Не считай себя великим магом, который…
Она осеклась. Но слишком поздно.
– Я не великий маг, – сказал я. – Третья ступень. Может быть, вторая. Не дальше. У каждого свои рамки, которые не переступить, даже если тысячу лет проживешь.
– Извини, я не хотела тебя обидеть, – растерянно сказала Света. Опустила руку с сигаретой.
– Брось. Мне не на что обижаться. Знаешь, почему Темные так часто образуют семьи, а мы предпочитаем искать жен и мужей среди людей? Темные легче переносят неравенство и непрерывную конкуренцию.
– Человек и Иной – это еще большее неравенство.
– Это уже не считается. Мы – два разных вида. Тут ничего не считается.
– Я хочу, чтобы ты знал. – Светлана глубоко затянулась. – Я не собиралась заводить дело так далеко. Ждала, что ты спустишься, увидишь, приревнуешь.
– Извини, я же не знал, что должен ревновать, – искренне покаялся я.
– А потом как-то все закрутилось. Я уже не могла остановиться.
– Да все я понимаю, Света. Все нормально.
Она растерянно посмотрела на меня:
– Нормально?
– Конечно. С кем не бывает. Дозор – одна большая и крепкая семья. Со всеми вытекающими последствиями.
– Какая ты скотина, – выдохнула Светлана. – Антон, ты бы посмотрел сейчас на себя со стороны! Как ты еще оказался с нашей стороны!
– Света, ты же пришла мириться? – удивленно спросил я. – Так вот, я мирюсь. Все нормально. Ничего не считается. Это жизнь, и в ней всякое бывает.
Она вскочила, секунду буравила меня ледяным взглядом. Я часто и растерянно моргал.
– Идиот, – выпалила Светлана и пошла в дом.
Так чего ты ждала? Обиды, обвинений, грусти?
Впрочем, это не важно. Чего ждал Гесер? Что изменится, если я выйду из роли невезучего возлюбленного Светы? Это место займет кто-то другой? Или ей уже пора остаться одной – одной наедине с великой судьбой?
Цель. Я должен знать цель Гесера.
Рывком поднявшись с шезлонга, я вошел в дом. И сразу же увидел Ольгу. В гостиной она была одна. Стояла перед раскрытыми витринами с мечами, держала на вытянутых руках длинный узкий клинок. Смотрела на него, нет, так не смотрят на антикварную игрушку. Тигренок, наверное, тоже смотрит на свои мечи похожим взглядом. Но для нее эта любовь к старому оружию абстрактная. Для Ольги – нет.
Когда Гесер переехал жить и работать в Россию, из-за нее, между прочим, такие мечи еще могли быть в ходу.
Восемьдесят лет назад, когда Ольгу лишили всех прав, воевали уже иначе.
Бывшая Великая Волшебница. Бывшая Великая цель. Восемьдесят лет.
– А ведь как задумано было, – сказал я.
Ольга вздрогнула и обернулась.
– Самим Тьму не победить. Надо, чтобы людишки просветлели. Стали добрыми и ласковыми, трудолюбивыми и умными. Чтобы каждый Иной, кроме Света, ничего не видел. Какая цель, как долго круги шли, когда она в крови утонула.
– Ты все-таки выяснил, – сказала Ольга. – Или догадался?
– Догадался.
– Хорошо. Что дальше?
– В чем ты прокололась, Ольга?
– Я пошла на компромисс. Маленький компромисс с Тьмой. И в итоге мы проиграли.
– Мы ли? Мы всегда уцелеем. Подладимся, подстроимся, вживемся. И будем вести прежнюю борьбу. Проигрывают только люди.
– Отступления неизбежны. – Ольга легко перехватила двуручник одной рукой, взмахнула над головой. – Похожа я на вертолет на холостом ходу?
– Ты похожа на женщину, которая машет мечом. Ольга, неужели мы ничему не учимся?
– Учимся, еще как. В этот раз все будет иначе, Антон.
– Новая революция?
– Мы и той не хотели. Все должно было пройти почти бескровно. Ты же понимаешь: мы побеждаем лишь через людей. Через их просветление, через возвышение духа. Коммунизм был прекрасно рассчитанной системой, и только моя вина, что он не был реализован.
– Ого! Почему ты еще не в сумраке, если это твоя вина?
– Да потому, что все было согласовано. Каждый шаг одобрен. Даже тот злосчастный компромисс, даже он казался допустимым.
– И теперь новая попытка изменить людей?
– Очередная.
– Почему – здесь? – спросил я. – Почему опять у нас?
