Облачка пара от дыхания людей смешивались и клубились словно туман в свете луны. Тиберий потер руки, чтобы заставить кровь струиться в сосудах быстрее. Не мешало бы сейчас выпить горячей настойки. Он усилием воли заставил себя думать о дыре и карлике, спустившемся за палангаем. Однако душа обратилась внутрь, еще больше запутавшись в дебрях непослушных мыслей. Как же он устал! А ведь прошло слишком мало времени, чтобы раскисать. Нельзя было оставлять детей одних. Нельзя!
«Куда пропал этот проклятый коротышка?»
— Постумус! Описывай, что ты видишь! — не унимался Немерий.
Тишина. Лишь поскрипывали кожаные перчатки солдат, опускавших карлика. Тиберий вопросительно взглянул на друга. Вытаскивать несчастного или же еще подождать? Кудбирион рукой показал палангаям дальше выполнять приказ.
Воображение рисовало ужасную тварь, что пряталась в норе. Склизкую, с множеством маленьких белых волосков на теле, с десятью черными глазками, в которых отражались не ярость или злоба — холодность чудовища, созданного природой убивать. Тиберий видел подобных монстров на фризах храмов и на горельефах в домах знатных прокураторов.
Вдруг Тестатем много-много хакима назад перебил не всех тварей в ледяной пустыне? Вдруг кто-то остался и ждет непрошенных гостей…
— Пора его вытаскивать, — сказал Тиберий. — Этот палангай Фабриций мертв. Нора слишком глубока.
Стянув маску с лица, кудбирион бросил гиганту:
— Делайте, что велит прокуратор.
Септим, не говоря ни слова, принялся тянуть веревку на себя, ритмично работая руками. Через десять перкутов показалась присыпанная снегом голова карлика. Тиберий сразу же заметил, что в руках маленький палангай ничего не держал.
«Да он же замерз!»
Когда Постумуса вытащили солдаты, коротышка таращился в одну точку недалеко от себя и молчал. Рот его сжимался в тонкую неприятную линию, губы были бледными, кожа цветом напоминала молочную воду. Тиберий снял перчатки, достал маленький мешочек, что тонкой веревочкой скреплялся с карманом, и принялся растирать согревающий жир по лицу карлика.
— Говорить можешь? — спросил он.
Постумус взглянул на него, кивнул.
— Почему не дернул бечевку два раза, чтобы вытащили? — Тиберий провел языком по верхнему ряду зубов. Будь проклят холод!
— Хотел найти Фабриция, — простонал карлик. — Я… Я… Я кинул сосуд с пламенем в дыру, чтобы… чтобы хоть разглядеть труп…
«Прекрасная идея! Ведь у нас горючего масла хватит на целый Мезармоут! Кретин!»
— И?
— Сосуд… Он падал долго… Очень долго. Эта нора… Она… Она, кажется, бесконечная!
Рядом стоящий гигант поднял Постумуса, посадил на сани и накинул теплый плащ.
— Говори яснее! — не выдержал Тиберий. — Ты что-нибудь увидел? Почему замолчал, когда позвали тебя?
Карлик почесал большой прыщ на лбу. И внезапно стал печальным и усталым.
— Я ничего не разглядел, прокуратор. Там, внизу, ход идет вертикально и постепенно расширяется. Целая бездна! Я… Я боялся наткнуться на взгляд Универса!
— То есть Фабриций точно умер?
Слабый кивок.
Кудбирион подошел к Тиберию и прошептал в ухо:
— Думаешь, этот ход прорыла какая-нибудь тварь? Может, все же палангай провалился в естественную расщелину?
Оглядев людей и облизав губы под маской, Тиберий коснулся локтя друга.
— Все чудовища в ледяной пустыне давно убиты Тестатемом, — пробормотал он. — Давай придерживаться этой теории. Меньше всего я хочу, чтобы люди боялись монстров в ночи! Пусть те, кто на лыжах, обвяжутся веревками. И если кто-нибудь из них вновь угодит в дыру, то остальные вытащат его.
Кудбирион задумчиво кивнул. Взгляд медленно перемещался от Постумуса к Септиму, от Тиберия к рядом сидящей на санях Авле, изучая их глаза. Казалось, командир кудбирионов пытался найти несоответствие в словах карлика, но ничего не получалось. Наконец, он, выпустив облачко пара, обратился к другу:
— Что-то не так. Я не могу уйти без тела солдата. А если Постумус… — Он замялся. — А если врет?
— Зачем ему это делать? Я сомневаюсь. Мы должны двигаться, Немерий. Время поджимает, а припасы не бесконечны.
— Жаль палангая. — Кудбирион взял горсть снега с саней, помял её. Стал говорить в полный голос, чтобы как можно больше людей услышали его. — Фабриций был отличным солдатом! Еще один верный сын нашего славного Мезармоута умер… Умер не как герой, но подобная участь может настигнуть каждого. Его смерть послужила хорошим уроком: ледяная пустыня полна опасностей, необходимо быть постоянно начеку! — Немерий повернулся к палангаям. — Обвяжитесь веревками, да покрепче! Я не могу терять свою кудбу только из-за того, что вы не смотрите под ноги.
«Сколько патетики не к месту».
Похлопав по плечу карлика, Тиберий вскарабкался на сани и плюхнулся на сиденье рядом с девушками. После вынужденной остановки все тело ломило, била дрожь. К тому же поднялся ветер, который пронизывал до костей, проникал в самое сердце. Жир, что дал старейшина, слабо помогал от мороза. Если все-таки удастся вернуться в Венерандум, то надо будет заставить Димира обмазаться этой вонючей, липкой дрянью и пробежаться от Королевского Замка до ворот. Пусть прочувствует на собственной шкуре всю «силу» мази.
Палангаи, обвязавшись веревками, двинулись в путь. Бегунки тронулись с места. Вскоре нора осталась позади, и теперь взгляду было не за что зацепиться: сугробы-сугробы да колкие звезды с Луной в небе. Горы впереди казались такими далекими… Такими недостижимыми.
Тиберий припомнил слова Фабриция.
«Авла… Он говорил что-то про Авлу».
Он взглянул на девушку, сидящую рядом с ним. За толстым слоем одежды ничто не выдавало в ней женщину. Если бы она шла вместе с солдатами, то была бы от них неотличима.
«Наверное, палангай хотел сказать, что Авла влюбилась в меня. Да это и очевидно: как она вчера смотрела влюбленно на меня. То и дело пыталась прижаться. Возможно, в этой экспедиции я найду не только упавшего дагула, но и жену. Надо будет пораспрашивать Кретику про Авлу».
Тиберий подул на окоченевшие руки и с завистью посмотрел на кудбириона. Друг в отличие от него предпочел не расслабляться и теперь шел на лыжах чуть впереди саней. В голове мелькнула подлая мыслишка: может, все-таки размяться? Потом Тиберий вспомнил про нору и передумал.
Юмента, территория у входа в туннели
От запахов крови и гниющих кишок скручивало живот. Глаза мертвецов противно поблескивали в свете жар-камней, а их рты были раззявлены в молчаливых криках. Кожа на лицах посинела, губы напоминали объевшихся дохлятиной червей. Но больше всего в глаза бросались пальцы рук — маленькие и скукоженные. Квинт объяснил ему, что пальцы уменьшались из-за крови: она переставала струиться по сосудам и тем самым плоть «сжималась». Исхак слушал бывшего дворцового министра вполуха, стараясь представить на его месте учителя Преномена. Мертвого учителя. Судьба — несправедливая штука. Негодяи не должны жить, а хорошие люди — умирать.
