Князя в столице не оказалось. Известие о заговоре антихристов мигом облетело город и возымело на владимирцев должное действие: отсюда в Боголюбов отправилось примерно втрое больше людей, чем из Суздали. Никита поторапливал их: скорее! дело близится к вечеру, не ровён час, солнце сядет. Где тогда искать князя?
По прибытии же в Боголюбов выяснилось, что Андрея действительно предупредили. Ворота замка были надёжно заперты, а гридни приготовились защищать своего господина до последнего вздоха. И никакие уговоры, никакие угрозы на них не действовали! На чём свет стоит кляня упрямство этих глупцов, мятежники принялись разрабатывать план штурма. Откладывать взятие крепости до утра они не собирались, опасаясь, как бы Андрей не выскользнул оттуда под покровом ночи.
На приготовления к штурму ушло около часа. Как вдруг выяснилось, что возмездие уже свершилось! Оказывается, Андрей, в сопровождении всего трёх слуг, давно покинул Боголюбовский замок, чтобы переправившись через Нерль, бежать в Кострому или ещё дальше на северо-восток, во Владимирский Галич. Гридням же велено было вести себя так, будто их повелитель по-прежнему находится в крепости.
И он таки удрал бы в Кострому, если бы не предусмотрительность Яцка. Теперь же гонец звал с собой Илью и кого-нибудь из владимирцев, дабы удостовериться, что в ловушку попался именно Андрей. Ясное дело, штурм был отложен. Вместе с Ильёй за реку отправился владимирский боярин Глеб, недавно осуждённый Андреем на изгнание из столицы, ибо князь никак не мог простить ему памятного разговора в Новгороде. К месту схватки прибыли уже ночью. Тела троих погибших лежали на обочине лесной тропинки, рядом под присмотром вооружённых угличан сидел раненый в плечо княжеский слуга.
— Он, собака, — сказал Глеб, склоняясь над утыканным стрелами трупом и поднося факел поближе к лицу мертвеца. — Без сомнения, он.
Илья не проронил ни слова. Он лишь кивнул, узнав в покойнике человека, над которым посланец «святейшего отца» совершил богомерзкий обряд. Раненый слуга застонал от досады.
К Боголюбову вернулись уже перед первыми петухами. Разумеется, осада была снята, поскольку мятежники не имели к княжеским гридням никаких претензий.
— Выходите, не бойтесь. И если вы оступились вслед за вашим господином, чистосердечно покайтесь. Господь да простит вас через архиепископа Харлампия! — крикнули они на прощанье.
Замок ответил гробовым молчанием.
Наутро перед княжеским дворцом во Владимире уже возвышался столб с поперечной перекладиной и здоровенным мясницким крюком на конце. На крюке висело зацепленное под ребро тело богомерзкого сатаниста Андрея Ярославовича, и каждый прохожий мог вволю пялиться на него, удивляясь неожиданным поворотам судьбы, по воле которой люди запросто перемещаются с княжеского престола на позорный столб. Но если князь-отравитель нашёл свой безвременный и бесславный конец, то, к сожалению, посланцы «святейшего отца» скрылись в неизвестном направлении.
— В воздухе растаяли, дьявольские отродья, — шутили русичи, чтобы скрыть досаду.
Зато на Радоницу были пойманы дьяконы церквей Покрова на Нерли и Богородицкой, а также протоиерей Калистрат. Всех троих священнослужителей, продавшихся сатане вместе с нечестивым князем, опознал Илья, и все три отступника как лица духовного звания были отданы в распоряжение Харлампия, который намеревался учинить над ними церковный суд. Они не отрицали причастность к планам Андрея, хотя и виновными себя не считали.
И кстати, протоиерей Калистрат начисто отрицал участие в заговоре углицкого князя! Это известие, упрямо подтверждённое несколько раз подряд и другими священнослужителями, поставило взбунтовавшихся угличан в тупик. Выходит, они в самом деле ошиблись и утопили Владимира Константиновича ни за что. Слава Богу, хоть княгиню с детками-сиротами не тронули!
Наибольшее впечатление эта новость произвела на послушника Илью. Всего за несколько часов он побледнел, осунулся и сгорбился, ходил как в воду опущенный, а затем наскоро простившись с ловчим Никитой и остальными мятежниками, радовавшимися успеху богоугодного дела, отправился в Антониев монастырь.
— Да не переживай ты так, — пытался утешить послушника Никита. — В конце концов, ты-то и пальцем князя не тронул. Наоборот, нелёгкая дёрнула Владимира Константиныча бросить тебя в поруб, так что это князь тебя обидел! Вот и поделом ему.
— Это мы князю и прочим камни на шеи навязали да в Волгу кинули, а не ты, — поддакивали углицкие гридни. — Нам ответ держать, а и то мы радуемся победе над нечистым.
— Не-ет, загубили мы невинные души, — вздыхал послушник.
Так и ушёл, не утешившись. По возвращении в монастырь, куда о случившемся доходили лишь самые смутные слухи, он исповедал грехи перед всей братией. Антоний был рад запоздалому появлению Ильи, поскольку уже начал опасаться за жизнь невесть где запропастившегося послушника. Но в то же время игумен страшно опечалился. Его монастырь пострадал в этой кутерьме самым непосредственным образом: ясно же, что труд грамотея Феодула по переписыванию Октоиха не будет оплачен, и новых ряс отшельникам не видать, как своих ушей. Но рясы — дело наживное, тем более вот-вот начнётся лето, будет жарко, и до наступления осени монахи как-нибудь заработают на ткань. А вот невинно загубленных жизней не вернуть, как не вернуть малолетним княжичам отца.
Рассудив так, игумен наложил на Илью суровую епитимью. Кроме того, что срок его послушничества был продлён на три года, в течение всех этих лет Илья обязан был молчать четыре дня в неделю (чтобы впредь болтал поменьше), а в остальные три дня читать во время утрени, обедни и вечерни двадцать раз «Богородицу» и десять раз «Отче наш», отбивая земные поклоны. Ну и поскольку князя и остальных утопили в Светлую субботу, по субботам послушник должен был «сидеть на воде», то есть вообще не принимать пищи, выпивая утром и вечером по одной чаше воды из Колокши. Вот так.
* * *
Между тем положение в северных землях ухудшалось день ото дня.
Вдова Владимира Константиновича обратилась за защитой и поддержкой к племяннику Ярославу Святославовичу. Тот явился в осиротевший Углич во главе трёх тысяч воинов и принялся требовать выдачи виновных в убийстве князя. Вслед за Ярославом сюда прибыл ростовский князь Борис Василькович, также племянник, но не вдовы, а невинно убиенного Владимира Константиновича. И этот привёл с собой тысячи две с половиной войска и в свою очередь занялся поисками смутьянов.
Впрочем, очень скоро выяснилось, что оба князя пекутся не так о восстановлении попранной справедливости, как о собственной выгоде. Каждый рассчитывал посадить на опустевший углицкий стол своего сына вместо несовершеннолетнего Андрея Владимировича. Очень скоро и Ярослав Святославович, и Борис Василькович забыли о поисках убийц и сцепились друг с другом в борьбе за власть в княжестве.
