— Охоту! Мы вместе, ты и я.
— На кого? — Она кладет руку ему на плечо. Тепло ее ладони растекается по телу и согревает душу. — Древнего ящера? Чудовище из мифов? Левиафана?
— Я всегда мечтал об охоте на льва.
Снова улыбка.
— Готовься! Втроем мы загоним львов во всех странах, где они обитают.
— Втроем?
— Ты ведь не оставишь лучшего друга?
Нахмурился Урук.
— Кого?
Она указала рукой в сторону реки.
Пес несется к нему по траве. Вот он прыгает в поток, пьет, плывет, лает. Вот бросается к Уруку, и они катятся по песку со смехом и лаем.
Она склоняется над ними.
— Охота!
Оба вскочили.
— А после охоты? — спрашивает Урук. — Что после охоты?
Ее копье поднимается к небу. И Урук видит там Нуму. Звезды означили облик ее яркими вспышками света.
Солнце поднялось над восточными холмами, залило небо пурпуром и золотом.
Андер сидит на скамеечке Кишара и поглядывает на поле, где отгремело сражение. Справа от него поломанный стол, у ног пара трофейных сапог нифилима.
— Чем занят? — спросил его Изин, тяжело дыша после подъема на холм. Левая рука жреца перевязана и примотана к телу. Изин потерял в бою четыре пальца левой руки. Джаред решил, что кисть нужно поднять повыше и дать ей покой. Кровь остановилась, но рана еще долго будет мучительно болеть.
— За мертвецами слежу.
Изин покосился вдаль. Трупы были разбросаны до самого Дагонора.
— Посмотри на того. Почти как живой.
— Но у него грудь открыта.
— А глаза?
Изин не хочет смотреть покойнику в глаза. Слишком много он их видел за последнее время. Глаза, прищуры, мудрые усмешки, детские улыбки, кривые ухмылки, звериный оскал, рот, распахнутый в предсмертном крике… Мертвые скрюченные пальцы… Волосы, развеваемые ветром, — издали кажется, что покойник слегка покачивает головой.
— Откуда у тебя сапоги? — вырывался у Изина глупый вопрос.
Андер промолчал.
— С тела снял? Зачем?
— Может, понадобятся в северных горах. — Андер подобрал сапог и провел пальцем по подошве. — Говорят, там есть места, где облака от холода твердеют и белой пылью падают с неба.
— И покрывают землю? — Изин хмыкнул. — Слышал я эти сказки.
Андер пожал плечами и натянул сапог на ногу.
— Возвращайся в Кан-Пурам.
— Нет.
— Ты герой. Будешь жить в почете и достатке!
Андер поморщился.
— О тебе песни петь будут.
— Вон они, песни, — Андер кивнул в сторону трупов. — Каждый труп — песня.
— Никто не погиб напрасно.
— Может быть. — Андер потянулся за другим сапогом. — Ты это им объясни. Они не поймут.
— Что ты собираешься предпринять?
— Их следы ведут в земли дикарей. Не меньше двадцати пяти нифилимов ушли туда. Они дойдут до Ибекса и свернут на север.
— Но мы победили.
— Я не победил. Еще не победил.
Изин опустил взгляд к своим ногам, к ремешкам сандалий и грязным пальцам. Он не знал, что сказать.
— В полночь двинусь.
Андер встал, еще раз покосился на ближайший труп — женщина нифилимов, лежащая навзничь, — и направился к Дагонору.
— Постой.
Андер остановился.
— Чуть не забыл. Никаких сокровищ мы не нашли.
Андер молчит.
— Рабы о них ничего не слыхали.
— Так что же?
— Где искать?
— В шахтах, конечно. За подземной рекой. Я подсмотрел, как нифилимы таскали туда ящики.
— Воры лазили в пещеры. Бесконечные лабиринты!
Андер пожал плечами.
— Чем же я могу помочь? Ищите! Только когда найдете — или когда надоест искать, — сделайте мне одолжение.
— Какое?
— Завалите вход в пещеры.
— Почему?
— Ничего доброго из этой горы на свет не вышло.
Ламех открыл глаза и увидел над собой ветку расцветающего ивняка. Мелкие светлые бутончики окружены серыми листьями. Он закрыл глаза, а когда открыл их снова, ветка исчезла.
Его волокут по земле, под спиной перекатывается галька. Вот он проехал мимо уткнувшегося лицом в грязь трупа. Попытался вывернуть голову и увидеть, кто его тащит, но разглядел только побелевшие от напряжения костяшки пальцев.
В следующий раз он очнулся, когда солнце уже зашло. На небе звезды. Он лежит неподвижно.
— Кто… — прохрипел он.
Рядом трещит костер.
— Кто-нибудь!.. Яч… Ячмень…
— Тихо, — ответил кто-то.
— Пить…
— Сесть сможешь?
— Постараюсь.
Ламех попытался опереться на локти. Череп пронзила острая боль.
— Подожди, помогу.
Под плечи скользнула чья-то рука, и Ламех с удивлением узнал парня из рудника. Все лицо побитое.
— Пей, — сказал парень.
Ламех всосал воду сквозь шерстяную соску. Парень снова опустил его голову на землю.
— Ох-х-х… Башка раскалывается, — пожаловался Ламех.
— Спи.
Ламех попытался устроиться поудобнее… хоть бы голову пристроить.
— Еда есть?
— Нет.
— Ничего?
Раздалось шуршание.
— На.
Кусочек хлеба с палец величиной.
— Жуй как следует. Смотри, чтоб не вырвало.
— Где… Ячмень?
Ламех старательно жевал. Он вспомнил, как они вышли в овраг и увидели нифилимов. Ячменное Зерно, как всегда, впереди. Ламех за ним, как водится, не успевает, отстает. После этого — провал. Как будто над ним стоит белокурый воин с мечом, и льет дождь.
Приснилось?
— Дрыхнет твой Ячмень. Завтра наглядишься.
— Но жив…
— Живее, чем вчера. И еще безобразнее.
Ламех помолчал.
— А почему мы… не под крышей?
— Под какой крышей? Ваши дурни сожгли все, что горело. Остался только храм. Он не горит, а разрушать — слишком крепок. Но меня туда не затащишь.
Ламех закрыл глаза, надеясь, что боль в голове уймется. Желудок вел себя подозрительно, однако тошнота к горлу не подступала. Уже хорошо.
— Где народ?
Парень склонился над ним — почти нос к носу. Глаза красные. Не спал или плакал.
— Заткнись, — прошипел он раздраженно. — Нет народа, почти одни трупы. Куча раненых. Без рук, без ног, животы вспороты. Больные. У многих есть неприятности посерьезней, чем шишка на затылке. Так что помалкивай. Понял?
Ламех вздрогнул. Ему показалось, что парень ударит его, и он невольно закрылся руками. Ладонь его при этом уткнулась во что-то круглое и упругое.
