Я не успел даже усомниться в правоте своих действий, а рука уже прянула вперед, со змеиной быстротой нанося ставящий последнюю точку в нашем бою удар…
— Нет!
Игла божественного холода пронзила меня от макушки до пят. А в следующее мгновение ладонь моя была пуста. Выбитый кинжал с обиженным звоном отлетел к стене.
Не сумев устоять, я позорно плюхнулся на пол. Затряс занемевшей рукой, чувствуя, как неохотно сгибаются скованные льдом пальцы. Глядя на меня, шеф согнулся в новом приступе хохота. Я тоже пару раз глупо хихикнул, но под холодным взглядом Ирины тут же заткнулся.
Филиал сумасшедшего дома в отдельно взятой квартире на улицах старого города…
Непослушной рукой я сорвал с пояса пакет первой помощи. Бросил его шефу на колени.
— Посмотрите, что там у вас… Ну, перевяжите пока хотя бы. Я вызову помощь.
Все еще изредка подхихикивая, шеф кивнул. Неловко взял пакет. Зубами рванул неподатливую обертку. Сняв с его пояса сотовый, я к тому времени уже торопливо тыкал кнопки, набирая давно знакомый номер.
Больно толкнув в грудь воспоминаниями, ответил знакомый голос:
— Алло.
— Привет, Маринка. Узнала?
— Алеша?.. Ты?.. — В ее голосе было искреннее удивление. И еще, пожалуй, тревога. — Тебя же все ищут… Что случилось? Где ты? Зачем звонишь?
Я почувствовал, что меня тоже начинает разбирать смех. Зачем звоню? Да так, со скуки поболтать немного.
— Пошли «скорую» на… — я глянул сквозь окно в черноту ночи, — на перекресток Барановической и Львовской. Угловой дом со стороны озера. На третьем этаже. Здесь раненый.
Бесконечные секунды молчания. Я почти чувствовал, как она колеблется…
— Что, опять нет свободных машин? — сухо спросил я. И добавил, прозревая. — Или нет веры мне?
— Я верю тебе, Алексей. — Маринка устало вздохнула. — И машина тоже есть… Но ты же знаешь: я не имею права командировать выезды за периметр. Приказ должен исходить от Дмитрия Анатольевича или одного из его заместителей.
— Дьяволово семя, — выругался я. — Соедини с Пащенко… Надеюсь, он на месте?
— Василий Федорович просил не беспокоить его без нужды…
Я аж зашипел от злости.
— Дай мне, — одними губами произнес шеф. Бледный до синевы, он сидел на стуле и придерживал расстегнутые полы куртки. Ирина, присевшая рядом на корточки, неловко прилаживала повязку на его рану. Ее тонкие пальцы были густо перепачканы кровью.
Мне снова стало смешно. Трубка, которую я поднес к уху шефа, беззвучно заплясала в пальцах.
— Здравствуй, Мариша… Да, я… Да… Передай Пащенко, пусть гонит машину… Да, сейчас. Немедленно. Адрес тебе сказали… Пока.
Несмотря на очевидную бледность и несомненно терзающую его боль, голос у шефа оставался таким, будто его обладатель за рабочим столом в своем кабинете. Спокойный, деловой, собранный. Один раз он только дрогнул — когда Ирина, накладывая повязку, слишком резко дернула бинт.
Потрясающая выдержка. Мне бы такую.
Все еще немного пошатываясь, я отошел к стене. Негнущимися пальцами с третьей попытки подобрал свой кинжал. Сейчас он был на удивление спокоен и инертен, будто все еще пребывал без сознания после сокрушительного удара Ирины. Даже невидимые щупальца тьмы приостановили свое нескончаемое копошение, обвиснув подобно мертвым скользким червям…
Я хотел заодно подобрать и меч шефа, но, уже протянув руку, увидел, как по мере ее приближения нарастает яростное свечение клинка. И передумал. Отошел, оставив орудие света лежать там, где оно лежало.
Дмитрий Анатольевич, согнувшись, сидел на стуле, прижимая ладонь к ране. Наспех наложенная повязка уже насквозь пропиталась кровью. Кровотечение все еще продолжалось. Но тем не менее он все же нашел в себе силы улыбнуться:
— Славно повеселились…
Из уголка рта тихо скатилась капелька крови. И я успел мимолетно подумать, что, если горлом идет кровь, рана его на самом деле куда опаснее, чем кажется. Но потом понял, что шеф просто прокусил себе губу.
— Слишком дорого нам обоим обошлось это веселье. Он медленно покачал головой:
— Тебе дороже.
— Да. — Я не стал спорить. — Дороже. Вы говорили тогда о двух часах… Это действительно правда?
Я неотрывно смотрел на него. Но ответила мне Ирина. И я вздрогнул от мертвенного спокойствия, прозвучавшего в ее голосе:
— Да. Это правда.
— Инаугурация должна пройти на рассвете, — будто извиняясь, добавил шеф. — С первыми лучами солнца.
Я промолчал, опустив голову. Мог бы и сам догадаться. Ведь был же сон…
Будь оно все проклято. У нас уже практически нет времени. А я… У меня нет не то что плана действий, нет даже малейшего представления, где это произойдет и как будет выглядеть. Ничего нет, кроме железобетонного желания спасти Ирину.
Даже если меня проклянут за это: пусть этот мир горит в пламени Божьего Гнева, но свою любовь я должен спасти!
— Нам пора идти, — тихо сказала она.
И я молча кивнул.
Действительно, теперь, когда мы вызвали машину «скорой помощи», нет смысла оставаться здесь самим. Врачей во время вылазок за периметр всегда сопровождают не меньше трех человек с мечами и пистолетами. А если учесть, что время сейчас ночное, то их будет куда больше: шесть, может быть даже восемь, человек. И хотя они вряд ли прибудут раньше чем через двадцать минут, уходить лучше уже сейчас.
Я повернулся к болезненно обмякшему на стуле шефу. Повязка вся пропиталась кровью. Темные капли вновь скатывались на пол. Было видно, что для того, чтобы оставаться в сознании, от него требуется масса сил.
— Полчаса. Максимум полчаса, и они приедут. Вы сможете продержаться?
— А у меня есть выбор?
Проклятье, он все еще пытается шутить.
Я опустился на колени рядом с ним, не обращая внимания, что растекшаяся по полу кровь пятнает мои джинсы и стараясь не думать о том, как я потом пойду по улицам в окровавленной одежде, когда некоторые монстры — например, вампиры — чуют чужую кровь метров за сто-двести.
Осторожно вытащив из кобуры пистолет, я с резким щелчком передернул затвор. И вложил оружие в слабую ладонь шефа. Липко-холодные пальцы благодарно обхватили ребристую рукоять.
Я встал. Вытер неожиданно вспотевшие ладони о рубашку. И, вопреки всякому благоразумию, повернувшись к шефу спиной, еще раз кивнул Ирине:
— Идем.
Пока я шел по комнате и, позднее, возился в коридоре, между лопатками у меня упорно свербело. Я почти чувствовал холодный взгляд уставившегося мне в спину ствола.
Но я так и не обернулся. А шеф, если у него и было такое желание, не выстрелил.
На лестничную площадку я, плечом оттолкнув Ирину, вышел первым. Вежливость вежливостью, а осторожность превыше всего. Мало ли какая тварь могла притаиться среди пыльных лестничных пролетов и полуоткрытых дверей?
