бессвязное бормотание. Отцу не лучше. Мать снова поникла.
— Договорим потом, — предложила я.
Она отрешенно потрясла головой.
— Я хотела быть рядом с ним, но придворный лекарь запретил. Сказал, больному нужен покой. — Вдруг она уставилась на меня, ожившие глаза искрились яростью. — Голову лекарю с плеч. Казню их всех.
Я кивнула. Мать наклонилась к нему и запечатлела на лбу поцелуй; зашептала ему что-то на ухо, хоть он не слышал и, возможно, не услышит уже никогда. Как стыдно, что я называла его жабой.
Я удивленно глядела на них, не двигаясь с места. Глаза матери переполняла отчаянная тревога. А с какой нежностью отец тогда произнес «моя Реджина», хотя был в бреду. Они правда любили друг друга. Как же я раньше не понимала?
Я глянула на королевского книжника, уже час сидящего на каменном полу.
— Вижу, пальцы еще при вас.
Поморщившись, он вытянул ногу и размял бедро.
— Вы с прислужничками умеете убеждать. Теперь мне можно шевельнуться?
— Знаешь, я всегда тебя презирала. — Я обожгла его взглядом. — Презираю и сейчас.
— Не удивительно. Приятным человеком меня не назовешь.
— Ты меня тоже ненавидел.
Он помотал головой и дерзко ухватил мой взгляд.
— Никогда. Вы мне докучали, выводили меня и откровенно игнорировали, но меньшего я и не ждал. Я на вас давил — пусть порой излишне, не спорю. Ваша мать запретила даже говорить о даре, я и не говорил. Развивал другие ваши сильные стороны.
Нет, рано мне тушить ненависть. Я упьюсь ей, как дурной привычкой, обгрызу этот ноготь до мяса. Напитаюсь ей как следует, хотя за обманом книжника уже нащупываю правду.
— Встать, — приказала я как можно суровее. — Договорим в твоем кабинете. Бывшем кабинете. Моя мать отдыхает.
Книжник поднялся с трудом, затекшие ноги его не слушались. Я велела стражнику помочь.
Он разгладил мантию, лишь бы вид стал чуть благороднее, и посмотрел на меня. Выжидал.
— Мать считает, вы сможете все объяснить. Сомневаюсь. — Я положила руку на кинжал. — Если будете лгать, лгите убедительно.
— Мне не придется.
Ну вот, узнаю прежнего книжника: того, кто в ответ на любую шалость поднимал крик и брызгал слюной. Только я обвинила его, что он посылал в Венду книжников, он побагровел и как воскликнет:
— Никогда!
Я рассказала об их тайных делах под городом, и тут он принялся чертить кабинет шагами, выплевывая имена книжников. После каждого я кивала. Вдруг он крутанулся с такой болью и гневом на лице, словно перечисленные книжники лично всадили ему по кинжалу в спину.
— Хотя бы не Аргирис?
— И он тоже.
Вся ярость из него вмиг вышла. Книжник зашатался, подбородок его задрожал. Помнится, мать сказала, что он в жизни меня не предаст. Если сейчас и притворяется, то весьма убедительно, да и с этим Аргирисом ему как под дых дали. Он опустился в кресло и забарабанил ногтями по столу.
— Аргирис из моих лучших учеников. Мы столько лет знакомы. Столько лет… — Он откинулся в кресле, сжав губы в ниточку. — Канцлер уверял, что лучшие книжники бегут от меня из-за моего трудного характера. Заявили, что отправятся изучать удаленные морриганские сакристы. Через месяц после отъезда Аргириса я отправился его навестить, но в сакристе мне сказали, что он пробыл там всего пару дней и куда-то уехал.
Если от новости про книжников он разозлился, то когда я спросила о подосланном наемнике, просто взорвался гневом.
— Дурость… Какая дурость… — бормотал он под нос, мотая головой и потирая глаза.
Вскоре продолжил:
— Я совершил оплошность. Когда нашел вместо книг вашу записку, тут же бросился их искать. — Он поднял бровь и глянул на меня с укором. — Вы писали, что теперь они на своем месте. Я подумал, это про архив.
Книжник с помощниками перетряхивали шкафы, когда вдруг заглянул канцлер с вопросом, что происходит. Книжник не успел ответить, — один из подручных опередил.
— Канцлер пришел в ярость, перебрал с нами шкаф, а затем бросился вон с криками, что напрасно я тогда не сжег книгу. За пять-то лет он о ней не забыл, хотя сам посчитал варварской чепухой! С тех пор я за ним приглядывал. Даже как-то пробрался в его кабинет, но ничего не нашел.
Как знакомо! Я и сама ничего не нашла.
Вдруг злоба в глазах книжника поутихла, и он подался вперед.
— По закону мне пришлось подписать один единственный ордер на ваш арест и розыскной лист. Их вывесили в предместьях, но там и слова не было об убийстве. Ни я, ни король не посылали за вами головорезов, — только следопытов.
Я зашагала по комнате. Все внутри противилось его словам.
— Зачем вообще вы спрятали Песнь Венды? — развернулась я к нему. — Мать тоже велела ее уничтожить.
— Я ведь книжник, Джезелия, — спокойно ответил он. — Какими бы книги ни были, я их не уничтожаю. Древние писания редки, а уж древнее этого я почти не встречал. Недавно ведь совсем положил Заветы Годрель в тайник с венданским писанием. Думал, никто не доберется. Так хотелось приняться за перевод.
На словах о древних писаниях его глаза живо заблестели.
— Я перевела Заветы Годрель.
Он поглядел на меня с интересом, и я пересказала ему писание. При этом внимательно следила, как он себя поведет.
— Так Годрель и Венда были сестрами… — прожевал он эту мысль, как жилистый кусок мяса. — А Морриган приходится внучкой Годрель? Близкие родственницы… — Тут потер горло, будто слова встали в нем поперек. — А Джафир де Алдрид — стервятник…
— Не верите?
— Увы, верю, — нахмурился книжник.
Он подошел к шкафчику, откуда я выкрала писания, и, к удивлению, приподнял в ящике ложное дно.
И все-таки есть у него тайны! Всегда это знала, но раскрыла только одну и бросила поиски.
— Какими секретами еще меня удивите?
— Пожалуй, мне больше нечем. — Он бросил на стол толстую связку бумаг.
— Что это?
— Письма. — Он разложил бумаги. — Их много лет назад нашел мой предшественник. Они противоречат морриганским священным писаниям. Как видите, он их не сжег, хоть они не вписывались в привычные рамки
— В письмах совсем другая история. Поэтому их и спрятали.
— Письма подтверждают ваш рассказ, — кивнул он. — Джафир де Алдрид, отец нашего народа, был стервятником, и до встречи с Морриган безграмотным. Обучился уже здесь — писал письма. Я перевел большую часть. — Книжник придвинул связку мне. — Они любовные.
Любовные? С какой еще стати?
— Ну нет, быть не может. Морриган украл вор Харик и продал Алдриду за мешок зерна. Так
