Ознакомительная версия.
— Очень хорошо. Дело за малым: доберись до отеля, а потом как следует поужинай. Справишься с таким поручением?
— Постараюсь. Если опять какой-нибудь карродунум не приключится.
— Вот-вот, постарайся, — серьезно сказал Карл.
Вообще-то «карродунум» я ввернул для красного словца. Чтобы поскорее ввести в активное употребление столь удачное выражение. Однако же, оказалось, как в воду глядел. Пророк хренов.
До отеля я, впрочем, все-таки добрался. Получил ключ от номера и отправился туда, предвкушая, как сейчас залезу в ванну и, видимо, не вылезу оттуда уже никогда, стану скромным гостиничным водяным, а что ж, прекрасная участь. Открыл дверь и застыл на пороге как вкопанный, уставившись на черного пса, который деловито обнюхивал мои ботинки. В кресле у окна сидела Мирра Жукотовская. Задумчиво накручивала на палец разноцветную челку. Увидев меня, улыбнулась с облегчением. «Где тебя черти носили?» — вслух не сказала, но такая постановка вопроса явно подразумевалась.
— Но сейчас-то я не сплю! — искренне возмутился я.
Конечно, это было невежливо. Но никто не должен становиться между мной и горячей ванной, если уж я в кои-то веки пожелал ее принять.
— Зато я сплю, — усмехнулась она. — Отдыхаю перед вечеринкой. Ну как, не то чтобы это была настоящая вечеринка. Придут несколько моих галеристов из разных стран, давно собиралась свести их вместе и поглядеть, как они будут себя держать. А чтобы не разорваться пополам от любезных улыбок, позвала кое-кого из близких друзей, чьи физиономии успешно заменяют мне неспелую хурму. Заодно решила тебя пригласить. Ты не такой противный, как мои самые любимые люди, но тоже вполне ничего. Придешь?
— А это обязательно?
— Нет, конечно. Но лично я бы на твоем месте пришла, если бы меня вот так пригласили. Просто из любопытства.
— Ну разве что.
У меня не было ни малейшего желания идти на вечеринку и вообще куда бы то ни было. Но я понимал, что если не пойду, буду потом кусать локти. Вконец изведусь. Любопытство — страшная сила, чего уж там.
— Как же я не люблю выбирать из двух зол, — вздохнул я. И сердито уставился на Мирру. Вот устроила бы она свою дурацкую вечеринку завтра, как было бы хорошо!
— Эй, с каких это пор ты смотришь на меня как на врага народа? — удивилась Мирра.
— Ну что ты. Не как на врага. Просто, знаешь, мне рядом с тобой становится не по себе. Наверное, я просто тебя побаиваюсь. А я не люблю бояться. Поэтому, наверное, сержусь.
— Это нормально, — заверила меня Мирра. — Всем рядом со мной не по себе, но никто не признается, ты первый. Молодец, что сказал. Ну что, придешь?
— В котором часу? И самое главное, куда? Я от тебя в то утро на такси уехал, теперь не найду.
— Захочешь — найдешь, — отмахнулась она. — Считай это усилие платой за вход. Приходи ближе к полуночи, раньше не имеет смысла. До скорого.
Мирра покинула кресло и неторопливо, как бы нехотя пошла к выходу. Черная собака следовала рядом, прижимаясь к ее ноге. Сказать, что я посторонился, пропуская эту парочку, будет изрядным преуменьшением, потому что я шарахнулся от них, как от зачумленных, метра на два в сторону отскочил. Мирра обернулась, укоризненно покачала головой, и они вышли в гостиничный коридор, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я, конечно, тут же выглянул следом. В коридоре, как я и предполагал, не было ни души.
— Напоминаю: я хочу, чтобы все исполнилось смысла. А не лишилось его жалких остатков, — возмущенно сказал я, вперив взор в потолок.
Отправив, таким образом, кляузу в Небесную Канцелярию, я пошел в ванную. После получаса в горячей воде можно пережить даже шабаш у Мирры Жукотовской. И вообще все что угодно.
С адресом Мирры я поступил, как с давешним портсигаром. Если бы я был честен с собой, пришлось бы признать, что я совершенно не помню, как возвращался от нее в отель. Ладно бы пешком шел, а то ведь в такси ехал. Сонный, злой и совершенно сбитый с толку.
Но я, разумеется, не был честен с собой. Еще в ванной начал вспоминать, как мы ехали. За ужином продолжил. И так преуспел, что, оказавшись потом на Нерудовой, не задумываясь пошел вниз. А потом свернул налево. И еще раз налево, и сразу направо. И вверх. Потом в какой-то момент еще раз направо. Не задумываясь, разумеется. И оказался на том самом углу, где садился в такси, когда сбежал от Мирры. Два автомобиля и сейчас здесь дежурили. Ай да я.
Пройти сотню метров, внимательно разглядывая таблички с именами жильцов у дверей подъездов, и обнаружить среди них надпись «М. Жукотовская» оказалось делом нескольких минут. Только нажав кнопку звонка, я позволил себе вспомнить, как, вернувшись из Карродунума в Краков, нашел в кармане куртки второй, вернее, первый, изначальный портсигар, и содрогнуться — это сколько же теперь квартир у Мирры Жукотовской? Впрочем, дополнительная жилплощадь бедной художнице не повредит, а с ее мистической природой Мирра, не сомневаюсь, как-нибудь справится. Кто, если не она.
Механизм замка наконец многообещающе заскрежетал, я толкнул дверь, вошел в подъезд, поднялся на последний этаж — что Мирра живет на самом верху, это я действительно помнил. У входа в квартиру меня уже поджидал Арсений, невозмутимый и бесстрастный, как гвардеец у Букингемского дворца. Кивнул небрежно, как старому знакомому, зачем-то приложил палец к губам, отвел в цитрусовую гостиную и тут же куда-то исчез. А я понял, почему он просил меня хранить молчание: Мирра опять читала свои ужасные стихи.
— Возгордился дед Акимыч и опробовал пурген. Оголился, опростался, чем тебе не тилигент! Повозил говно по дому, присмотрелся — хорошо! В мир скользнул по колидору и в пространство дверь нашел. Задрыстал весь двор по крышу, ввысь взметнулись труханы. Проходил Амброзий мимо — тут и стренулись они. Посидели, попердели, вспомянули старину: ране всем-де хуй на рыло, а теперь еби муму. После речь зашла за жизню, разобрались, кто мудак. Лобызнулись и взупрели, и полезли на чердак.
Она сидела в углу, пристроив на коленях планшет, и рисовала портрет немолодой дамы с приятным лошадиным лицом, расположившейся в кресле напротив. Как я понял, декламация матерных стихов была неотъемлемой частью художественного процесса. Еще несколько человек, присутствовавших в гостиной, все как один хранили благоговейное молчание, до белизны сомкнув пальцы на тонких ножках бокалов. На их лицах не было и тени улыбки.
— После вылезли на крышу, чтоб посрать на дымоход, а оттель пошли на речку, чтоб пропернуть бездну вод. Срали, бздели, киш кишмилась, жизня плещет без конца! И с лихвой говна осталось, чтоб порадовать мальца.
На этой оптимистической ноте Мирра наконец заткнулась, сунула за ухо карандаш и отдала планшет длиннолицей даме. Та ахнула. Остальные гости подошли к ней и тоже принялись кудахтать — всяк на своем наречии. Тут уж и я захотел посмотреть, что получилось, сунулся под чей-то локоть и, честно говоря, остолбенел. Вот уж не думал, что беглый карандашный набросок может произвести на меня столь сокрушительное впечатление.
Ознакомительная версия.
