Вошедший в тир Марк сразу подключился к игре Мигеля, но ему повезло меньше: пришёл к концу.
Экран опустел. Анюта, точно не веря, ещё несколько секунд держала на весу спортивный пистолет, потом медленно опустила руки. Она чувствовала, что после напряжения стрельбы тело начинает неуверенно возвращаться к обыденной своей жизни, наливаясь тяжестью и осторожно выстукивая успокоенный сердечный ритм.
Юлий говорил, что она слишком зажата, а настоящие стрелки всегда расслаблены, ибо только так расслабленный мускул может вовремя среагировать на мелькающую цель. Но и Анюта знала: её тело, напрягаясь до какого-то известного ему момента, внезапно теряет контакт с обычным миром и слепо "накладывается" (другого слова она не могла придумать) на экран с мишенью — отсюда и меткость. Она понимала Юлия, что в реальной жизни такая стрельба опасна, но ничего поделать не могла.
Тело распускалось, как цветок, — видела она однажды по телевизору замедленную съёмку, как расцветает роза. Только Анюта представляла себя цветком в свободной воде: вокруг всё колышется, и она вместе с подвижным пространством послушно качается. Потом пространство за спиной возмутилось легонько раз, другой. Девочка обернулась. Позади её кабинки стояли Мигель и Марк. Она сняла с головы очки и наушники и неожиданно для себя вздохнула — долго и глубоко, словно аккомпанируя собственной смешливой мысли.
— Боже, какой горестный вздох! — улыбнулся Марк. — А главное — едва мы подошли к тебе. Слабо надеюсь, что мы всё-таки не помешали тебе? Ведь ты не оставила в живых ни одной дичинки.
Оба такие высокие, что девочке пришлось задирать голову, разговаривая с ними.
— Я не из-за этого, — объяснила Анюта. — Просто у меня столько проблем, и свалились они на меня все вместе. Вот я и подумала: жалко, нельзя взять пистолет и перестрелять их все сразу. Здорово было бы. — Она осмотрела пистолет в своих руках и снова вздохнула.
— У такой очаровательной малышки — и проблемы? — весело ужаснулся Мигель и предложил: — Один из способов хотя бы на время забыть о проблемах — это хорошенько повеселиться среди друзей. Наверху уже съезжаются и просыпаются гости. Не окунуться ли нам в доброжелательно настроенную толпу, дабы забыть на время все проблемы и горести? Марк, что думаешь?
— Я думаю, Аня хорошо выразилась по поводу проблем и пистолетов. Я тоже так хочу.
— Экие вы оба кровожадные! Запомните раз и навсегда великолепную мудрость, которую я изобрёл прямо сейчас: половину проблем мы придумали! Ещё четверть настолько ничтожна, что только плюнуть и растереть! Оставшиеся? Перешагни через них и забудь! Сами как-нибудь разрешатся! Ну, идём?
— Впервые вижу тебя в столь бесшабашном состоянии, — изумлённо сказал Марк, и девочка виновато потупилась. — Но, кажется, твоя великолепная мудрость сегодня мне придётся впору. Аня, позволь предложить тебе руку.
Девочка ухватилась за протянутые к ней сильные ладони. Через минуту она попискивала от удовольствия: парни, высоко подняв её над полом, пронесли — "Прокатили!" — её по лестницам, отказавшись от скучного подъёма на лифте.
И так, смеясь и подзадоривая друг друга, они внесли девочку в зал, где уже собрались почти все гости. Только здесь Анюту поставили на ноги. Радостная и возбуждённая, она держала парней за руки и всё повторяла: "Ну, здорово прокатили! Ах, как здорово было!" Мигель ещё смеялся, а вот Марк вдруг уставился на что-то и явно озадаченно. Анюта проследила его взгляд: рядом с Юлием и его невестой стояли Мишка и Вадим и оживлённо переговаривались. Вот Юлий заметил троицу из тира, помахал рукой. Вадим посмотрел и обрадованно закричал:
— Марк! Мы здесь! Присоединяйся!
Теперь Марк был ошарашен полностью.
Анюта незаметно взглянула на его вытянутое лицо и решила, что идея вплести в энергетические поля брата и "жениха" заклинание, делающее рабов Марка его закадычными друзьями, просто замечательна! Надо же — получилось! И её они не узнали. Здорово!
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
1.
— Не верю, — упрямо и жалко сказал Леон.
Ребята сочувственно отводили глаза от его спины. Там, сейчас скрытое рубахой, расползалось поблёскивающее чешуёй пятно. Леон боялся двинуть рукой или плечом, лишь бы не почувствовать его ещё раз.
Один Игнатий позволил себе ворчание:
— "Не верю"… Ишь, какой прыткий! Станиславский нашёлся…
Леона неожиданно протрясло волной крупной дрожи: он представил себе вдруг ужасающую бездну, вызвавшую в нём страх и восторг. Страхом отозвался в нём человек, привыкший видеть ценность жизни лишь при наличии в неё тихого уютного уголка, в который можно забиться и мирно-мирно наслаждаться неспешным ходом маленьких, не потрясающих воображение событий. И страх этот был сильнее смутно мелькнувшего восторга от такого же смутного дежа вю: он падает в бездну, падает намеренно и… Нет, лучше не думать!
Когда его вновь передёрнуло, метка на спине напомнила о себе движением подсохшего горчичника, стянувшего кожу.
— И большим… я был? — избегая глупого сказочного слова и пытаясь обрести власть над ляскающими зубами, спросил он.
— Да уж, не маленький, — вздохнул сердобольный Володька.
— Ну-ка прекрати! Испереживался, точно дамочка, которая вот-вот в обморок шлёпнется! — вдруг возмутился Брис. — Да мы все к этому на старшем курсе стремились, да не каждому было дано. Да если б не твоя дырявая память!.. И хватит зубами стучать. Смотреть не могу, когда ты психуешь.
Дырявая не дырявая, но пару реплик из недавнего прошлого память подобрала быстро, сравнила их, но в полученном результате Леон всё-таки засомневался.
— Именно это имел в виду Мигель, когда говорил, что я тоже?.. Почему вы раньше об этом не сказали? И уж если вы заговорили, говорите до конца: почему вы всё время боялись, что ко мне однажды вернётся память?
— Ах, мы, сюсечки-масюсечки… — медленно, как при утренней сцене с Мигелем, заговорил Роман. — Всё по полочкам разложить захотелось? Подробно всё проанализировать? Самокопанием заняться? Ах ты, дамочка истеричная, нервишечки не в порядке, сейчас рученьки белые заламывать начнём, что ли?
От тыка в бок железного кулака дока Никиты он чуть не свалился с камня, на котором пристроился.
— Ты!..
— Хватит, Роман. Неизвестно, как бы ты себя повёл, узнай, что ты не то, что до сих пор думал о себе. И я бы тоже захотел узнать всё о себе досконально. Ты попробуй — представь: сваливаешься в совершенно незнакомое место, неизвестные люди говорят тебе о тебе же безумные вещи, а кое-что, независимо от твоих желаний, и проявляется. Представь обрывочность информации о мире, который ты забыл напрочь. Сбивает с ног, тебе не кажется? На мой взгляд, Леон ведёт себя очень сдержанно для человека, который вообще-то вправе потребовать от нас рассказать и объяснить всё с самого начала и до конца.
