– Тир-на?
– Я не ошиблась в тебе, орка. Ты и вправду сильна, – проговорила ольда. – Но ты победила болезнь, а не судьбу.
– О чем ты?
– Смотри.
Гадалка протянула ладонь, с которой соскользнуло что-то легкое, пестрое и закружилось вокруг меня, будто крупная бабочка. По знаку когтистого пальца цветной прямоугольник замер в воздухе перед моим лицом. Это была карта – потрепанная, с полустертым, но все еще ярким рисунком, изображающим странное, уродливое существо. У него было тело человека – могучее, мускулистое, прикрытое лишь набедренной повязкой, и увенчанная полумесяцем рогов голова зверя.
– Твоя карта – Повелитель тьмы, – сказала Тир-на. – А на твоих руках я все еще вижу кровь невинных. Ты должна переломить судьбу, Мара. Иначе погубишь много душ, и свою в том числе.
– Но что именно надо сделать? – Меня начала раздражать манера ольды говорить намеками и недомолвками.
– Он сумел вырваться из порочного круга. А твой путь проляжет рядом. Но только если сумеешь повернуть свою судьбу туда, куда велит Лак’ха.
Карта взмыла вверх, перевернулась и снова затрепетала перед моими глазами. Только теперь на ней был нарисован облаченный в свободную мантию мужчина со строгим лицом, которое обрамляли длинные светлые волосы.
– Его карта – Маг, – пояснила Тир-на. – Это хорошо. Раньше ему выпадала Башня, но он вырвался из этого аркана.
– Чья карта? – спросила я, не надеясь, впрочем, на вразумительный ответ. – Какой аркан?
– Никому не позволяй распоряжаться твоей судьбой. А сейчас просыпайся. Соберись с силами. Там ждут твоей помощи…
Ольда накинула капюшон, скрывший ее лицо, и отступила, растворяясь в свете.
– Следи за зеркалами, – донеслось на прощанье.
Открыв глаза, я долго не могла понять, где нахожусь и что вообще со мной произошло. Пахло дымом. За окном висели низкие грязноватые тучи. Кажется, рассвет… а может быть, вечер. Со всех сторон раздавались болезненные стоны, злобные выкрики, предсмертные хрипы. «Да, – вспомнила я. – Форт. Смертельная болезнь. Бешенство. Плесень. И лазарет, устроенный в ратуше – единственном каменном здании…» С удивлением поняла, что лежу среди умирающих в этом самом лазарете. Несмотря на то что гулявший по форту холодный ветер задувал в пустые оконные проемы, мне было тепло и уютно. Кто-то заботливо закутал меня в несколько пуховых одеял, подстелив еще парочку вниз. «Тюки распотрошил», – подумала я. Пошевелила руками и ногами. Веревок не было. Странно. Ведь всех заболевших непременно связывали. Если обычные погонщики, пораженные болезнью, превращались в опаснейших монстров, то что в безумии могла натворить орка? Скосив глаза вбок, я обнаружила валяющиеся рядом разрезанные веревки. Значит, все же связывали. А потом увидели, что иду на поправку, и сняли. Спасибо им. Кстати, а кому им? Что-то ни одного доброго человека, ухаживающего за больными, видно не было. Но кто-то же укрыл меня одеялами, подносил воду, уговаривал не уходить и еще… пел песню, слова которой, хоть я их и не понимала, сохранились в памяти. Борясь со слабостью, я приподнялась на локте и осмотрелась. С обеих сторон вдоль стены дома лежали люди. Много людей. Одни ревели, пытаясь освободиться от пут, другие постанывали в бреду, третьи тяжело дышали, готовясь отправиться к Десиду. Справа от меня лежал Атиус. Одного взгляда хватило, чтобы понять: дела мага совсем плохи. Лицо его посерело, на губах застыла пена, грудь вздымалась в неровном дыхании. Чуть поодаль я увидела Ала. Мой друг находился еще в начальной стадии болезни: он рычал, извивался и в бессильной ярости бился головой о мраморные плиты пола. Если бы не одеяло, туго свернутое и заботливо подсунутое под затылок, парень давно уже раскроил бы себе череп. Дик… Вальд… еще охранник… погонщик… Я вдруг сообразила, что бешенство поразило едва ли не всех людей в караване. А те, кого я не нашла, скорее всего, мертвы. Но все были укрыты одеялами, у многих на лбу лежали смоченные водой тряпицы – единственное средство от жара. Где же тот, кто обиходил целую ораву больных?
Он обнаружился неподалеку. Немного ссутулившись и зябко нахохлившись, сидел у небольшого костерка – маленький, безобидный, где-то растерявший свои спесь и задиристость. Кажется, он дремал.
– Эй, – позвала я, удивившись слабости собственного голоса. Откашлялась и повторила: – Эй!
Клевавший носом ушастик встрепенулся, вытаращил зеленые глаза, несколько мгновений непонимающе смотрел на меня, потом поспешно проговорил:
– Я не Лэй…
– Знаю. Ты Дейнариэл, а значит, Дей.
Окончательно проснувшись, эльф подбежал ко мне и первым делом пощупал лоб прохладной ладонью.
– Жара нет, – заглянул в глаза и облегченно выдохнул: – Кажется, ты поправилась. Я не ошибся! Дай-то Гвиневра, не ошибусь и в остальном… – едва слышно добавил он.
Ушастый ринулся к костру, порылся в каком-то мешке и вернулся, держа в одной руке большую склянку с широким горлом, в другой – острый нож.
– Мне нужна твоя кровь. Объяснять некогда. Но это единственный шанс спасти хоть кого-нибудь.
Я пожала плечами и протянула мальчишке руку.
– Я вымыл нож и прокалил его на костре. Так что не волнуйся, – пояснил он, туго перетягивая мне плечо веревкой.
– И не думала, – заверила я, наблюдая, как острое лезвие рассекает запястье и разрез начинает сочиться кровью, стекающей в посудину сначала медленными каплями, потом тоненьким ручейком. – Так ты один за всеми ухаживал?
– Последние двое суток один. После того, как Ал свалился.
– Двое суток? Так сколько тогда провалялась я?
– День и две ночи. Так долго продержались только ты и Атиус. Только ты сумела победить заразу, а ему становится все хуже.
– Почему же ты не заболел?
– Трудно сказать. Возможно, на эльфов споры плесени не действуют. Хотя это только мои предположения. Ведь жители Даллирии не бывают в Безымянных землях. А может быть, мне просто повезло…
– И что, все заразились?
– Да нет. – Мальчишка пожал плечами. – Некоторые сбежали из форта. А несколько воинов где-то здесь, прячутся подальше от лазарета.
Кровь текла все медленнее.
– Этого недостаточно, – пробормотал Дей, положил ладонь на мое плечо и прикрыл глаза.
Внезапно я ощутила вспышку жара и дурноту, словно вернулась болезнь. Но это продолжалось всего мгновение и ушло, оставив лишь разливающуюся по телу слабость. Кровь из запястья заструилась быстрее.
– Так я и думал, – бубнил себе под нос ушастик. – Она темнее человеческой. Хоть бы получилось…
Когда склянка наполнилась, эльф нанес на порез мазь и наложил тугую повязку.
– До завтра затянется. А пока отдыхай.
Я посмотрела на его осунувшееся лицо, на котором нетерпеливо поблескивали окруженные серой тенью глаза, и молча попыталась встать. Это оказалось совсем не простым делом. Тут же закружилась голова, к горлу подступила тошнота, ноги подкосились.
