– Командир! Вот это было у парнишки! – Клантор показал вытащенную из кармана Дарта пращу. – Может, они и правда с Пустошей?
– Может, и правда. – Несмотря на полное отсутствие улик, что-то всё же мешало десятнику взять и просто отпустить их с миром. – Пойдёте с нами! До Торы недалеко, там и посидите взаперти, пока мы выясним всё про эту вашу… сеструху!
И правда, дошли они быстро. Тора была маленькой деревушкой из двух десятков крепких деревянных домиков. Её жители явно не бедствовали – в каждом дворе галдели куры и гуси, имелись большие сараи для крупной скотины. Десятник спешился возле большого дома, стоявшего среди фруктовых деревьев. От других домов он отличался ещё и тем, что посреди двора был разбит небольшой цветник из нескольких чахлых розовых кустов.
Почти сразу же в дверях появился невысокий суетливый мужичок с короткой пегой бородкой и хитрыми бегающими глазками. Скатившись с крылечка, он засеменил навстречу прибывшим:
– Господин десятник! Какая радость! Как я рад видеть вас и ваших доблестных воинов после столь долгой разлуки!
– А ты не слишком преувеличил, Изар? Так уж и долгой? Мы ведь только сегодня рано утром выехали из твоей деревни. Смотри, если ты мне и в чём другом так же приврал… – И десятник быстро прошёл мимо застывшего с выпученными от усердия глазами хозяина, безуспешно пытавшегося сообразить, что же он такого сказал, что вызвал явное неудовольствие гостя. – Устрой-ка лучше задержанных в каком-нибудь подвале.
Но, глянув на рожи Сугра и Ронгута, хозяин отправлять компанию в подвал поостерёгся – эти-то уж точно ополовинят его запас копчёных колбас и окороков, которые так славно можно запить недурным винцом из заветного бочонка. С этих кланторов и так вечно одни убытки, еще и их пленники грозят уроном его имуществу, нажитому непосильным трудом. Так недолго и по миру пойти! Припёрли, дьявол знает кого… Ничё, невелики птицы – и в амбаре посидят!
Едва дверь за хозяином закрылась, Ронгут дал волю чувствам:
– Ну, и чё я говорил, сваргова погибель! Вляпались, как зад в дерьмо, мать вашу! Это ж надо было такую дурь сморозить! «Мирные жители! Ничего не интересует»… А этих долбаных кланторов всё интересует! Даже чё ты вчера сожрал и сколько посрал сегодня! Облапали, как дешёвую шлюху! Глотка Вельзевула! Сами, как конченые недоумки, припёрлись прямо к ним лапы!
– Да заткнись ты! Чево разорался, как баба! Мы живы и здоровы, и у них на нас ничего нет!
– Нет?! Так завтра будет! Стаскаются в эту паршивую деревню… ну, куда ты их там послал… и всё! Нет там никакой вонючей девки и никогда не было!
– Дурак ты, Ронгут! Ой, дура-ак! Ну, нет девки, и чё дальше? Может, её муженьку по дороге моча в башку шибанула – он передумал и подался совсем в другое место? Мы что, за каждого придурка в стране отвечать должны?
Ронгут поглядел на своего командира, выразительно покрутил пальцем у виска, плюнул под ноги и отошёл в угол амбара, где завалился на сено. Дарт с Тваном потоптались на месте и вскоре последовали его примеру. Сугр уселся на пустой бочонок и задумался.
Успокаивать своих товарищей – это одно, но десятник кланторов вряд ли станет их слушать. Если бы поверил в их историю, отпустил бы сразу. Так нет, арестовал… И это было скверно. Здесь уже сильно попахивало войной, а значит, с уличёнными в шпионаже никто церемониться не будет. Вздёрнут на первом подходящем суку – и болтайся себе, корми митракийских ворон!
У них была всего одна ночь, и ему нужно всё хорошенько взвесить и обязательно придумать, как спасти себя и товарищей. Сугр обхватил голову руками и надолго замер.
Мирцея открыла глаза и посмотрела на едва посветлевший квадрат окна. Рассвет не торопился наступать. Теперь, когда сын отстранил её от управления государством, время стало тянуться невыносимо медленно. Она почти перестала спать. Даже если с вечера и удавалось заснуть, среди ночи она внезапно просыпалась, открывала глаза и до самого утра ворочалась в кровати, пытаясь отогнать тяжёлые вязкие мысли.
Эти мысли и днём вертелись в её голове, повторяясь с завидным однообразием, и иногда ей казалось, что она просто сходит с ума. Как несчастная Элида… Боги, две сумасшедший бабы в одном дворце! Не многовато ли… Хотя, если хорошенько поискать, сумасшедших здесь намного больше.
Вот взять её сына… Старшего, конечно. Любимчика… Внезапно свалившаяся на голову власть, о которой несколько лет назад он даже и помыслить не мог, настолько его потрясла, что Патарий стал совершать странные поступки. Захотел единолично принимать все решения… и бесцеремонно выставил её из Зала Совета! Её, которая столько сделала, чтобы её мальчик стал Повелителем! Слезинка, покинув глаз, скатилась к виску. За ней другая, третья. Мирцея кончиками пальцев стёрла слёзы. Всё, хватит рыдать, как побитая баба! Она – мать Повелителя, и, хочет он того или нет, своё слово она ещё скажет!
Женщина села в постели и, нашарив рукой шёлковый халат, натянула его на тонкую рубашку. Пол холодил босые ноги, но это было даже приятно – ночи становились жаркими. Она вышла на балкон. Предрассветный ветерок коснулся лица, скользнул по шее и запутался в её густых волосах. Мирцея прикрыла глаза и глубоко вдохнула пропитанный ароматом ночных цветов воздух.
«Боги, Боги! Какое всё-таки счастье, что я выжила… и смотрю сейчас на рождение нового дня… А ведь могла бы гнить в темноте… под боком у драгоценного муженька… – она вздрогнула, представив ледяной холод нижних залов пирамиды. – Ну, уж нет! Лучше пусть так, в немилости у любимого сына, брошенная неблагодарным любовником, но живая! И я не собираюсь навечно похоронить себя в этом проклятом дворце!»
После завтрака она отправилась в покои Патария. Но её не впустили, сославшись на занятость Повелителя, и ожидание аудиенции затянулось. Стоявшие на часах Золотые Мечи хранили невозмутимое спокойствие, но в глазах крайнего, стройного зеленоглазого юноши с пробивающейся бородкой она прочла плохо скрываемое презрение.
– Как твоё имя, юноша?
Лантар вздрогнул от обращённого к нему вопроса. Помолчав несколько мгновений, он произнёс:
– Лекус Загран, госпожа.
– Загран… Загран… Из Сентории, кажется… Дальняя родня тамошнего лангракса. – Мирцея окинула юношу внимательным взглядом, под которым его самоуверенность начала тут же испаряться.
– Да… госпожа. Я кузен… по матери… госпожи Элиды…
– Понятно… И как там поживает твоя… сумасшедшая сестрица?
Юноша сначала побледнел, потом кровь бросилась ему в лицо, и он, всеми силами сдерживая рвущийся наружу гнев, выдавил:
