Сиккер ни чего не ответил, а лишь указал на закутанную в плащ фигуру. Она стояла на коленях перед колоссальным мраморным надгробием, вершина которого терялась в сумраке наступавшего вечера. Тусклый свет, стоявшей рядом бронзовой лампы, освещал лишь глубоко надвинутый на голову капюшон.
— Слишком темно. К тому же этот запретитель закутался в свой плащ похлеще нас. — От досады кронпринцесса закусила нижнюю губу. — Ты что-нибудь видишь? — Она повернулась к телохранителю. — У тебя же зрение лучше. Давай, напрягись. — Имма от нетерпения приплясывала на месте. — Ну?
— Я Вам не филин, — огрызнулся Матиас. — Там и Владыка ни чего не увидел бы.
— Можно мне посмотреть? — Стоявшая позади всех Анеллла неловко вытягивала шею, пытаясь разглядеть далеком полумраке неясный силуэт. — Ну, пожалуйста, — заканючила она.
— Малявки ждут своей очереди, — отрезала кронпринцесса.
— Я вас старше на два года. Нет, почти на три. — От возмущения у фрейлины перехватило горло.
— Нашла, чем гордится. — Синие глаза насмешливо сверкнули. Отвернувшись от вспыхнувшей негодованием Анеллы, кронпринцесса вновь отчаянно сощурилась, вглядываясь в темное пространство. — Бесполезно. Вот и верь после этого в хваленое зрение красных. — Она негодующе выдохнула и от души двинула телохранителя локтем в бок.
Не ожидавший такого подвоха мужчина громко охнул, и приглушенное эхо прокатилось по коридору усыпальницы.
— Кто здесь? — Властный голос прорезал тишину. — Тонкая рука подняла лампу, и вспыхнувший свет осветил коридор. — Быстро выходите. — И хотя лицо говорившего было не видно, в его речи ощущалось столько неодолимой требовательности, что Матиас Сиккер невольно поддался вперед, намереваясь выйти из скрывавшей его спасительной тени.
— Отзовешься, придушу. — Пальцы Иммы изо всех сил сжали мускулистое предплечье. — Кронпринцесса повернулась к фрейлине. — Это и тебя касается. Понятно? — Анелла испуганно закивала. — Не высовываемся, пока я не скажу. — Глаза кронпринцессы стремительно наливались фиолетовым цветом, вытесняя из радужки прежнюю лазурь.
Казалось, напряженное молчание продолжалось целую вечность. Затем, резко развернувшись, обладатель темного плаща быстро направился к выходу. Когда шаги затихли в отдалении, Имма отпустила плечо телохранителя.
— Я её узнала, — губы фрейлины дрожали. — По голосу.
— Помолчи. — Кронпринцесса озадаченно нахмурилась, а затем повернулась к телохранителю. — Ты как Матиас?
Мужчина с показным безразличием пожал плечами. — Я в норме Ваше Высочество. Мне показалось или это была…
— Ты ни кого не видел, — резко сказала Имма. — Ясно? Будем считать, что зрение тебя подвело.
— Конечно. — Телохранитель криво усмехнулся. — Именно в этом только что Вы меня упрекали.
— Прости Тиас, — кронпринцесса покаянно улыбнулась. — Обещаю больше руки не распускать. Но зато, — она победно вскинула голову, — мы узнали многое, над чем на досуге стоит поразмыслить. Осталось только посмотреть, чью гробницу, так обильно обливала слезами наша, то есть наш, — поправилась Имма, — незнакомец.
— Она плакала? — спросила Анеллла. — То есть, я хотела сказать он. — Фрейлина окончательно смешалась и замолчала.
— А ты что всхлипов не слышала? — Кронпринцесса торжествующе взглянула на вытянувшееся лицо Анеллы. — Разглядеть там что-то было сложновато, зато рыдания раздавались прегромкие. Хвала Триединым. Думаю, лишь эти слезы не позволили услышать наши препирательства. — Она покрутила головой. — Здесь, между прочим, изумительная акустика. Уууу. — И прислушавшись к раздавшемуся эхо, снова и громче. — Аааа!
— Это не место для Ваших проказ. — Телохранитель с упреком взглянул на расшалившуюся девушку. — А к гробнице можно и не подходить, я знаю, чья она. — Две пары девичьих глаз тут же выжидательно на него уставились. — В том пределе находятся могилы последних Матрэлов. Её Милос… эээ, в общем эта гробница принадлежит Маршалу Эверарду.
1328 г. от Прихода Триединых Торния. Табар
«Он тот, в ком веры вовсе нет,
кто вечной Тьме принес обет,
лишен добра и состраданья.
И облаченный в черный цвет,
он ненавидит белый свет,
неся ему одно страданье.
Над миром жаждет власти он
презрев обычай и закон,
сгорая в пепел от желанья.
Но знает он, что обречен
и будет вскоре сокрушен,
в том Дар Его и наказанье…».
Тольд Байе «Песнь о Доларуне»
Миго Гарено ждал Торберта Липа в своем рабочем кабинете. Аскетическая обстановка, небольшие размеры — мэтр старался походить на своего начальника даже в мелочах.
— Где они? — вместо приветствия бросил канцлер.
— Внизу. — Приветствуя гостя, Гарено встал со стула, сидя на котором внимательно вчитывался в последние донесения с Приграничья. — Я разместил их в большой зале. Они же не узники? — Он вопросительно взглянул на мессира.
— Разумеется, нет. Ты с ними уже побеседовал? — В голосе Торберта сквозило нетерпение. — Скоро придет представитель Матриарха и кое-какие вопросы нашим гостям стоит задать до его прихода.
— Не успел, — мэтр виновато развел руками. — Я уже известил Её Милосердие и, полагаю, член Коллегии вот-вот прибудет.
Канцлер закусил губу. — Тогда стоит поторопиться. — Он повернулся и направился к выходу.
— Подождите, — Мэтр ухватился за рукав уходившего канцлера, но тут же отпустил его, наткнувшись на холодный взгляд карих глаз. — Подождите, пожалуйста, — повторил он. — Пришли донесения с северной границы.
Канцлер напряженно осведомился. — И что?
— Война мессир. Думаю то, чего мы так боялись, наконец-то, случилось. Элуры начали масштабное вторжение. Северный Оплот уже пал. Южный еще держится.
— Как не вовремя, — Лип разразился ругательствами. Он устало опустился на услужливо пододвинутый стул. — Это, — он показал на лист бумаги в руках Гарено, — написал Бако?
— Да, — прислали только что.
— Сукины дети, — канцлер уже не сдерживался. — Отродья Павшего. — Он положил ладони на лицо и закачался взад, вперед. Из-за стиснутых ладоней раздался протяжный стон. Его Светлость тряхнул головой и резко встал. — Кто там у нас там капитанствует?
Отличавшийся феноменальной памятью Миго, даже не задумался — В Северном Оплоте лет пять командует подкапитан Ботэл, а в Южном сьер Лангёк и, кажется, уже давно.
— В Ботэле я был даже больше уверен, чем в Лангёке, — Торберт Лип тяжело вздохнул. — А оно вон как получилось.