Высокая трава заглушила звуки, словно я угодил в непроницаемый кокон. Стало чуть теплее, а сверху свистел равнинный ветер. Некоторое время невозможно было понять причину внезапно начавшейся головной боли, но когда она переросла в тонкий шум в ушах, я чертыхнулся. Звук из свистка для собак стал неожиданностью, к которой я оказался не готов. Его невозможно услышать обычному человеку, но каю с детства обучали реагировать на немного больший диапазон частот, нежели у обычных людей. Мы по-прежнему не распознаем эти частоты, но учителя хорошо научили организм реагировать на этот звук головной болью. Пришлось немного замедлить бег, чтобы унять боль в висках, но тень зашипела, растягивая звуки:
— Р-р-ас-с-скаяние-е приходит… с с-с-севера-а…
Порой мою сестрёнку было невозможно понять. Пытаясь осмыслить её образы, я замер на месте. В зарослях далеко убежать я не успел, поэтому смог отличить шелест стелящихся по земле ящеров от звука шагов. Вспомнился странный заказ, детали которого знает только Гончая, но её безответственность крайне сомнительна. Знай она о смертельной угрозе, не проворонила бы нападение. Во всяком случае, намекнуть мне, обходя строгий приказ о неразглашении деталей задания, наверняка возможно.
Бешеная погоня, шум и взрывы вдруг сменились лёгким ветерком, покачивающим заросли, тишиной, колотящимся сердцем и томительным ожиданием. Благо, я заранее разбросал за собой несколько слезоточивых смесей, и на некоторое время это отвлечёт ящеров, недовольное фырканье которых доносится откуда-то сзади. Но надеяться на то, что их это надолго остановит, было глупо. Времени на раздумья не оставалось, и я чувствовал, как оно неумолимо исчезает. Вероятность того, что в какой-то момент я встречусь лицом к лицу с подкрадывающимся каю, была ничтожна. Он двигался настолько тихо, что ни я, ни он, не ожидали встретиться на расстоянии вытянутой руки. Как и у меня, лицо его было прикрыто повязкой. Чёрные прямые волосы наполовину закрывали смуглый лоб, а угольно чёрные узкие глаза столь же удивлённо смотрели на меня. Замешательство длилось недолго, и мы среагировали одновременно, выбросив друг в друга ножи. В невиданном пируэте я смог уклониться, а он, судя по звуку впившегося в плоть метательного ножа, немного не успел. Оставалось жалеть о том, что оружие не было смазано ядом. Он быстро выветривался, теряя свои свойства, и всегда держать наготове такое оружие было крайне затруднительно. Куда именно угодило моё оружие, я не разбирался, сорвавшись с места вглубь зарослей.
— Палли! Палли!!
Ранен он оказался не сильно, раз кричал столь громко. Языка я не знал, как ни странно. В курсе иностранных языков мы обязаны были знать родной язык, хорошо владеть эринейским, да чуть-чуть балакать на языке кашгарийцев. Немного понимать ещё парочку, но подобных звуков мне никогда не доводилось слышать. Мир сразу наполнился звуками — застрекотали ящеры, устремившись в погоню, послышались тихие разговоры каю, напоминая шипение сестрёнки. В том, что это были каю, сомнений не осталось. Но сколько их, и, главное, кто они такие, понять было невозможно. Смуглых людей с узкими глазами я встречал впервые.
Задувший ветер заставил траву кланяться, а ещё большим подарком для меня стало его удачное направление — мне в спину. Более удачного момента природа могла больше не предоставить, заставив меня побежать. Вслед за Гончей, по прогалине промчалось несколько преследователей на таппанах. Оставалось только гадать, это те самые каю, или уже другой отряд?
Заросли оборвались внезапно, уступая место невысоким холмам с редкой растительностью. Сквозь сплошную траву пришлось пробираться довольно долго, постоянно ловя себя на мысли о том, что могу не успеть.
В стороне, огибая холмы, петляла дорога, через пару вёрст теряясь в сосновом лесу. Убедившись, что преследователи ещё на хвосте, я помчался вперёд. Запоздало пронеслась мысль, что кто-нибудь мог просто затаиться и поджидать, когда же я соизволю казать свой нос из зарослей. Но с каждым ударом сердца страх постепенно отступал, пока я не стал петлять между редких деревьев, уклоняясь от возможных подарков в спину. Оторвался, наверное, локтей на шестьсот, когда из зарослей позади вынырнули тела ящеров. Чего-чего, а выносливости у каю хоть отбавляй. Каждый день в течении многих лет мы совершали длительные пробежки, а в последний день седмицы пробегали сорок вёрст в спокойном темпе. Примерно такими мыслями приходилось себя успокаивать, стараясь не замечать покрывшейся льдом спины. Отрыв оказался совсем не существенным — ящеры очень быстро сокращали расстояние. Узкоглазые тоже бегали хорошо, но угнаться за стремительными рептилиями не могли. Выругавшись, я ускорился, надеясь побыстрее достигнуть леса. В тот момент мне казалось, что настолько быстро я ещё никогда не бегал.
Тяжёлый воздух чащи навалился, перенося меня в другой мир. Ветер исчез, напоминая о себе лишь шепчущими листьями где-то далеко. Почему-то вспомнились уроки по выживанию, когда нас оставили лесу с одним ножом. В тот раз коряги, корни деревьев и сухие ветки под ногами сильно мешались, и из-за них приходилось замедляться, впрочем, как и сейчас. Сестрёнка, напротив, хватала за одежду и требовала ускориться. Почему-то именно сейчас, оказавшись под хмурыми ветвями, почувствовал себя барахтавшейся в паутине мухой. Паника нарастала. Приходилось жертвовать вниманием, чтобы подавлять эмоции.
Но пропустить холодные иглы, впивающиеся в кожу, было невозможно. В ушах зашумела кровь, превращая даже слабые звуки в грохот тамбурина. Очередное появление души стало, как всегда, неожиданностью. Стоя на коленях, она тянула ко мне руки, умоляя о пощаде, а её матово чёрные очертания искажались жгутами тьмы. Молодой дворянин с юга, которого пришлось очистить, подловив на охоте, беззвучно открывал рот, умоляя его пощадить. В тот раз я его не послушал.
Стелящиеся по земле твари умели очень быстро и бесшумно передвигаться по лесам, что и стало для меня смертельно опасным подарком. Икроножную мышцу прожгла неистовая боль, заставив меня упасть на землю. Вскочив, тварь уже пыталась вцепиться в горло, но мне удалось отодвинуть предплечьем зубастую пасть и метким уколом вспороть ящеру горло. Боль, обида и ярость не позволили остановиться, и раз за разом сталь входила в плоть обидчика. Вскоре ящер затих, исчезнув из этого мира так же, как и чёрная душа. Тварь оказалась пугающей. Гигантский ящер с рогатой мордой, крупными чешуйками по всему телу и длинными когтями, пробовать на остроту которые мне совсем не хотелось. Взглянув на её горло, удостоверился в том, что они действительно были ручными. Залитый кровью ошейник сидел плотно, а на затылке красовалась желтоватая пряжка с каким-то выпуклым узором.
Неудачно шевельнув ногой, задел корягой повреждённую мышцу и зашипел от боли. Нога пульсировала, но, вроде как, стоять я мог нормально. Нас учили, что при серьёзных ранениях организм входит в состояние, при котором болевые ощущения на некоторое время притупляются. Сейчас как раз то самое время, когда можно это проверить на практике. Изучать и обеззараживать рану времени не было.
На всякий случай достал из маленького мешочка настойку из шиповника и молотых стеблей арилы. Из-за своей остроты и сильной горечи, надолго остававшейся в горле, она носила название «огнёвки». Настоящее название «укрепляющего отвара» использовали редко, предпочитая сокращать до «отвара», «огнёвки», «огневика» или до довольно грубого «хрен». Приняв эту бурду, болевые ощущения отступали, а реакция усиливалась. Этот наркотик плохо влиял на организм и сердце в частности, но иного выбора не было.
Быстро проглотив, я проверил оружие и сорвался с места. Нога почти перестала беспокоить, но слушалась всё равно хуже здоровой. Густой лес не позволял разогнаться, подбрасывая под ноги коряги и царапая ветками лицо, однако остановиться я не мог, затылком чувствуя преследователей. Воздух с хрипом вырывался из горла, но пока лёгкие работали справно. Разогнанная реакция оправдала себя, когда из-за кустарника справа неожиданно вынырнул ящер. В руке хрустнула скорлупа, и перцовка надолго отбила желание ящера к преследованию. Судя по истошному шипению, слезоточивая смесь угодила прямо в морду. Ящер потерял ориентацию в пространстве, споткнулся и пропахал шипастой мордой землю. Если рептилия не успела защитить глаза ложным веком, то совсем скоро не сможет справиться с самой обычной крысой.
