Не обращая внимания на телефон, Николай Николаевич принялся шнуровать ботинки. Звонок продолжался. Сходил на кухню, нашёл целый полиэтиленовый пакет. Телефон всё ещё звонил.
Открыл дверь в кладовку, на ощупь (свет давно пора было починить, но никак не доходили руки) нащупал валенки — свои, родные, сорок четвёртого размера — вытащил, убрал в пакет. Затем чертыхнулся и взял трубку:
— Николай Николаевич, слава богу, я до вас дозвонилась! — затараторил смутно знакомый голос. — У нас эта штука в ванной подтекать начала с утра. Я уже и машину стиральную отключила, и тазики поставила, а она всё капает, капает. Скажите, вы сможете сегодня зайти, а то у нас вечером гости.
Николай задумался. Пару часов накинем на покупки в магазинах, ещё пять часов на дорогу — сначала по трассе, затем по местному шоссе, потом по грунтовке… хотя, наверное, по грунтовке придётся идти пешком, сквозь сугробы, в прошлом году её не чистили уже…
Нет, никак у него не получается зайти к звонящей…
В трубке выжидательно молчали. В этой тишине ему почудилось какая-то отчаянная детская надежда. Он вздохнул:
— Течёт как? Потоком льётся или капает, вот так: кап-кап-кап? — Говорил как всегда медленно, с паузами. Квартиру по голосу он внезапно вспомнил. Вспомнил розовый однотонный кафель в ванной, вспомнил В-образный полотенцесушитель, вероятного виновника звонка, вспомнил даже хозяйку — полноватую женщину средних лет. Вот только как её зовут… Ирина? Анна? Полина? И, главное, есть ли там байпас?
— Капает, — расстроенно ответили на том конце и тут же добавили: — Но капает очень часто, второй тазик уже сливаю.
Николай ещё раз вдохнул, почесал затылок:
— Напомните адрес, через полчаса постараюсь забежать.
Люда всё же вышла провожать его. Встала в проёме между гостиной и прихожей, недовольно поджала губы. И вроде не надо было ничего говорить, но Николай Николаевич всё же начал:
— Я быстро. Третьего дня вернусь. Как всегда.
— Как всегда… — процедила Люда сквозь зубы. — Всё у тебя, как всегда. И на семью тебе… как всегда.
Сверху на углу зеркала висела большое цветастое сомбреро — подарок от сына, живущего пятый год в Центральной Америке. Николай Николаевич вздохнул, посмотрел в своё отражение.
С каждым годом человек в зазеркалье нравился ему всё меньше. Возраст, чтоб его… Спасибо хоть рост не уменьшался, всё те же честные метр девяносто, да и сил пока хватало. А волосы… с волосами беда, их становилось всё меньше и меньше.
— Вдруг, — Людин голос дёрнулся, Николай Николаевич знал, что она смотрит на шляпу, — вдруг позвонит сегодня. Праздник всё-таки…
Не позвонит, — хотел ответить он, но сказал другое:
— Позвонит — хорошо. Поболтаете, поздравитесь. От меня привет передашь.
Он достал из кармана пластиковую расчёску без двух зубов и расчесал остатки шевелюры. Надел шапочку, не глядя на Люду, дежурно сказал:
— Ну хочешь… не поеду?
Молчание.
Людка вздохнула, отвернулась:
— Езжай! Тебя же там… — голос её странно исказился, словно она пыталась рассмеяться сквозь слёзы:
— Ждут, — закончил он за неё. — Меня там каждый год ждут.
Подхватил рюкзак и вышел из квартиры. Посмотрел на часы. 09:15
— Ладно, — вздохнул он. — Я пошёл. Второго вернусь.
2. Змеевик оказался смонтирован правильно, с байпасом — то есть с перемычкой, позволяющей отключить полотенцесушитель от стояка. Запоздало Николай Николаевич сообразил, что гораздо проще было бы по телефону выявить наличие байпаса и до третьего числа попросить попросту перекрыть воду в В-образной трубе.
Стар становлюсь, — мелькнула первая мысль.
Не хочу ехать? — кольнула вторая.
— Получится сделать? — из-за плеча обеспокоенно выглядывала полненькая хозяйка, на плечи которой было накинуто цветастое клетчатое пончо, и её не менее полный муж. Мужа, Николай Николаевич внезапно вспомнил, звали Игорь. А вот хозяйку?
— Получится, получится, — пробормотал нараспев Николай Николаевич, осматривая место протечки.
Он пододвинул к себе вощёную сумку, нашёл ключ, нашёл мешочек с прокладками. Приступил к работе. Семейство, затаив дыхание, стояло за его спиной.
Закончил через двадцать минут — он был прав, дело было в прокладке.
— Спасибо, Николай Николаевич. Спасли! — разрумянилась хозяйка.
— Сколько с нас? — заговорил чуть ли не в первые молчаливый муж Игорь.
— Ну, сами решайте, — как обычно ответил он. Добавил, выдержав паузу: — Выходной, праздник.
Небрежно сунул в карман несколько зелёных купюр, пожелал хорошего праздника.
Покинул квартиру и, ускорив шаг, направился к выходу из двора.
По пути к машине зашел в мексиканское кафе на углу с Куйбышева. С возрастом Николай Николаевич начал любить острое, а может быть, чувствовал он так себя чуть ближе к далёкому сыну. Кто ж знает?
Может быть, не ехать? — в очередной раз мелькнуло в голове.
Он покачал головой. На часах было без пятнадцати одиннадцать. А ещё в магазин…
Он достал список, пробежался по нему глазами.
3. В огромном супермаркете он потерял почти два часа. Причём почти час — в бесконечной очереди на кассу, периодически косясь на куда меньшую очередь у бесконтактных касс. Им Николай Николаевич не доверял.
Взял он, как обычно, много. Валенки, две пары резиновых сапог, сервиз из 6 чашек, набор рюмок, десять коробок конфет одних и ещё пять других, плюс — всякая мелочь — игрушки, хлопушки и тому подобное. Купленные заранее снасти лежали в машине.
С трудом втиснув покупки в большую сумку, лежавшую для таких целей в багажнике, Николай Николаевич похлопал по крылу свою ископаемую «Волгу»:
— Может всё-таки не ехать? Людка рада будет… Посидим как нормальные люди…
Мотор завёлся с первого раза, что последние годы, бывало не всегда. Это был одновременно и ответ, и доброе предзнаменование.
Было 13:10
Как выехал из города — началась метель. Скорость движения упала, то и дело впереди красным вспыхивали тормозные огни машин.
Забросив назад руку, Николай Николаевич нашёл какую-то кассету, вставил в старый, вмонтированный ещё в 90-е, Pioneer, сделал погромче. Эту кассету он доставал только один раз в год, затем — убирал до будущего года в карман на сиденье.
Когда-то эту кассету он записал для сына. Денег в тот год не было вообще — зарплату задерживали, а то, что удавалось подхалтурить, тратилось на еду и прочие обязательные нужды. Какие здесь подарки? Но тем не менее, подарки были….
После отъезда сына он нашёл эту кассету на полке и забрал в машину.
Николай Николаевич щёлкнул пластиковой коробкой, доставая сборник, вставил в проигрыватель, нажал «Play».
Низкий голос произнёс:
— Сынок…
Николай Николаевич вжал кнопку перемотки, да так, что хрустнул сустав пальца. Слушать свой голос, этот привет из другой жизни, было невозможно.
Вроде достаточно промотал. Он снова щёлкнул «Play».
— …all the way.
Oh, what fun it is to ride
In a one-horse open sleigh, — запело в динамиках.
Николай Николаевич щёлкнул поворотником и начал перестраиваться в соседний ряд. Пурга продолжала мести.
Песня закончилась. Заиграла основная тема старого фильма «Отчаянный» с Родригесом. Из печки на мгновение подуло раскалённым мексиканским воздухом, а сердце выдало несколько перебоев.
4. К пяти вечера он проехал под две с половиной сотни километров. Сначала по трассе — новой, многополосной, затем — по обычной региональной дороге — неосвещённой, достаточно сильно заметённой. Здесь уже приходилось ехать 40–50 и молиться, чтобы не встряла на подъёме впереди идущая тяжело нагруженная фура.
После, через пятьдесят километров — еле заметный съезд налево на ещё более утомлённое жизнью шоссе, пять километров прямо, затем второй поворот направо…
Добрался.
Николай Николаевич заглушил машину. Дальше было не проехать.
