Я уставился на цепочку рун, пытаясь то ли запомнить последовательность, то ли понять принцип ее действия.
Выучить или развернуть составленное на огаме заклинание четвертого порядка за пять минут? Да, знаю, я мечтатель.
Сейчас бы перо и бумагу. И хотя бы двадцать минут времени. Доктор Каррингтон, нет слов, роскошная женщина, но ее присутствие становится неуместным.
Она тоже склонилась над медной пластиной с гравировкой. Затылок, упакованный в смешной рогатый чепец, маячил перед глазами, отвлекал, мешал сосредоточиться. Всего один достаточно сильный удар и у меня будет столько времени, сколько потребуется… А потом можно вернуться в комнату с клетками. И спросить Тильду фрой Атли, что она забыла в этом мрачном местечке.
Я знал, что не сделаю этого. Рано.
Но так хотелось.
— Готовы? — спросила культистка.
— Не уверен.
Она положила руку мне на плечо и оставалось порадоваться, что иллюзиям Мастера Бринн не страшны прикосновения:
— Сейчас все получится. Я в вас верю.
Я хмыкнул и протянул раскрытые руки к пластине.
Ничего не получится.
И не могло получиться, раз уж моя тень запечатана по ту сторону зеркала. Чтобы зарядить руническое заклинание требуется магия. Магия, недоступная даже обычным людям. А человек без тени — меньше, чем просто человек.
Как фэйри без предназначения.
Эмма нахмурилась:
— Не пойму в чем дело. Что-то случилось, мейстер?
— Это из-за болезни. Не привык работать только через пассы, — наугад ответил я.
Лицо женщины разгладилось.
— Что же делать?
— Я возьму ее домой. Постараюсь разобраться.
С минуту Каррингтон сверлила меня недоверчивым и изумленным взглядом, а потом взорвалась:
— Просперо, вы же знаете устав! Ничего не выносим из лаборатории!
— Я просто предложил.
— Да что с вами сегодня?!
— Так проще и быстрее, — я взглянул на ее дышащее возмущением лицо и не удержался. — Кстати, для чего эта часть заклинания?
С доктором Каррингтон было приятно иметь дело. Она так эмоционально реагировала на все. Вот и сейчас ее лицо послушно отобразило сначала изумление, потом неверие и, наконец, жалость:
— Это уловитель для первичного преобразования, Просперо, — сочувственно, точно разговаривала с убогим, сказала она. — Помните, мы составляли формулу еще три недели назад? Вы сказали, если использовать трехчастную структуру, оно не заработает.
Я кивнул и покосился на заклинание. Трехчастное. Правильно, нечего слушать паникеров.
— Так я возьму его?
— Нет, не возьмете.
— Да ладно вам, Эмма. Нельзя так фанатично следовать правилам, это вредно сказывается на цвете лица. Я посижу с ней пару дней, и у вас будет заряженная скрижаль.
Все же надо сдерживать порывы души. Озадаченное выражение на лице доктора подсказало, что Гарутти не имел привычки шутить за работой.
— Я против такого риска.
Мы препирались минут пять, и мне почти удалось ее убедить, когда наш спор прервал скрип двери.
Эмма поспешно вскочила:
— Мистер Найтвуд!
Я оглядел вошедшего со вполне понятной неприязнью. У некоторых просто талант приходить не вовремя.
Немолод, но крепок. Массивное лицо, густые волосы с проседью, ухоженная кучерявая борода. Похож на большого, черного жука.
Общее впечатление солидности портил бегающий взгляд. И я был почти уверен — он здорово чего-то испугался. Сразу, как вошел в комнату.
Испугался, а потом разозлился.
Я дождался, пока Найтвуд расцелует пальчики доктору Каррингтон и пожал ему руку.
— Просперо! Эмма говорила, ты заболел.
— Выздоровел.
— Хорошо, — его кислая мина оспаривала это утверждение. — Нам надо поговорить, — покосился на женщину и уточнил. — Наедине.
Она поняла намек:
— Я буду в операционной.
Дверь за ней Найтвуд закрыл самолично. Проверил — не подслушивает ли кто с той стороны, затем опустил тяжелый засов.
Обернулся и уставился на меня с откровенным подозрением:
— Где бумаги?
— Бумаги?
— Бумаги, Просперо. Ты отдашь их мне. Знаешь, что случилось с доктором?
Я совершенно не представлял о чем речь, поэтому попробовал закосить под дурачка:
— Кажется, с Эммой все в порядке.
У Найтвуда дернулся левый глаз:
— Считаешь себя самым умным?
Вообще-то я и правда считал. И не «самым», а просто умным. Но он-то как об этом догадался?
И знать бы, что за делишки связывали его с покойным Гарутти? Не похоже, что они были друзьями.
— Станный вопрос. Чем он вызван?
Он неприятно улыбнулся и продолжал все так же — негромко, но с отчетливой угрозой в голосе, медленно наступая:
— А ты обнаглел, Просперо. Еще не слышал про несчастный случай с твоим дружком-доктором? Его едят черви. И тебя будут жрать. Если не отдашь бумаги, живым отсюда не выйдешь, обещаю, — последнюю фразу он выдохнул мне в лицо, встав почти вплотную.
Чего он привязался? Делать мне больше нечего, как встревать в разборки покойного мейстера с коллегами.
Я подавил досаду и попытался изобразить дружелюбную улыбку. Джанис вот любит повторять, что почти любой вопрос можно решить с помощью переговоров.
— Извини, я сегодня неважно соображаю. Напомни, о каких бумагах речь?
— Не играй со мной, Гарутти! — прорычал жучара-Найтвуд, и я подумал, что не знаю его имени и должности в Ордене.
— Играть? Даже в мыслях не было. Прости, ты не мог бы немного отодвинуться и говорить потише? Когда на меня орут, я паникую и забываю даже дату своего рождения.
Пальцы Найтвуда вцепились в мой камзол так, что даже костяшки побелели. Он попробовал встряхнуть меня и изрядно удивился, когда это не получилось.
Мы с покойником почти одного роста, но я тяжелее тощего разеннца фунтов на тридцать.
Под напускным гневом культиста все больше ощущалась неуверенность. Он блефовал. Взвинчивал себя искусственно — лишь бы запугать мейстера. И я реагировал совсем не так, как ожидал Найтвуд, что сбивало жучару с толку.
Я тоже начал нервничать и злиться. До ужаса хотелось врезать по этой самодовольной харе. Просто кулаки чесались. Он еще и стоял так, что открывалась замечательная возможность для удара в челюсть с левой.
А потом добавить в живот правой. И, когда согнется, по шее.
Каррингтон меня видела. Бегай потом за ней — ищи…
— Письма. Свидетельства о смерти. Расписки. Все, чем ты и твой дружок-доктор нам угрожали.
— А, ЭТИ бумаги, — не уверен, что у меня получилось убедительно изобразить человека, который только что вспомнил о чем речь. — Они в надежном месте у проверенного человека. Не мог бы ты меня отпустить? Пожалуйста. Такая волнительная близость смущает…
