– Сволочи эти... – выдохнул он, хватаясь за бок.
– Кто? – участливо спросила я, а он только рукой махнул и громко сообщил:
– Народ, я нашел!..
И мы все черными рысаками кинулись за Вениамином по длинному коридору. С правой стороны на одинаковом расстоянии друг от друга располагались деревянные двери с табличками: "101а", "102", "103" и далее по порядку. В промежутке между табличками "101а" и "102" моя группа слегка подвисла, но Вениамин звонко крикнул:
– За мной! – и помчался дальше по коридору. Мы поднялись на второй этаж, пробежали по коридору, явно идущему над тем, который мы только что преодолели, возвращаясь назад, спустились по лестнице на два этажа, покорили еще один коридор и, наконец, увидели вожделенную дверь с табличкой "101б".
Стоит ли говорить, что энтузиазм мой к этому моменту слегка поумерился. Не способствовал его укреплению и вид профессора, ожидающего нас за кафедрой. Первые пять минут урока, пока преподаватель, коверкая наши фамилии сверялся со списком присутствующих, мы с Могилой строили предположения насчет того, почему из-за кафедры видна только учительская голова.
– Может, он на стуле сидит? – шепотом предположила сидящая слева Аврора.
– Если сидит, то представляешь, какого он роста будет, когда встанет? – не согласился Вениамин, устроившийся по правую руку от меня.
– Так! – скрипучим голосом объявил профессор. – Приступим-с... Дежурный, будьте любезны, озаботьтесь чистотой доски.
После слова "дежурный" мой правый сосед подорвался с места и с заговорщицкой улыбкой поспешил к преподавателю. Аврора проворчала:
– Подхалим...
– Не скажи... – возразила я, когда Вениамин зашел в профессорский тыл. На данный момент он был единственным человеком в аудитории, узнавшим тайну говорящей головы. Глаза парня округлились, и он послал мне непонятный безмолвный сигнал.
– Что там? – одними губами спросила я.
– Что там? – вслух нетерпеливо прошептала Аврора.
А Вениамин не спеша вымыл доску, неторопливо вернулся на свое место, медленно развернул тетрадь и только после этого произнес:
– Не поверите. Он там... – и паузу взял театральную, паразит, но после моего тычка в бок улыбнулся и закончил:
– ...висит, – и пальцем в сторону кафедры ткнул, чтобы у нас сомнений не возникло, кто именно и где висит.
– В смысле?
– На локтях, – и изобразил, как именно профессор висит на локтях, скрестив руки перед грудью. – И ножки, – снова пальцем в сторону доски ткнул, – болтаются.
– Слушайте, ему ж тяжело, наверное,.. – сочувственно пробормотала Аврора.
– Разговорчики! – крикнула говорящая голова, и мы уткнулись носами в конспекты. – Молодой человек, вам неинтересно? Встаньте!
– Вы пока еще не успели чем-то заинтересовать, – заявил Вениамин, поднимаясь.
Я от такого нахальства только рот раскрыла. И не только я, но и весь наш курс, кажется, тоже. А профессор только зубами щелкнул и целую минуту молча смотрел в глаза моему соседу, а потом спросил:
– Как ваша фамилия?
– Ну, Фростик... – нехотя проговорил Вениамин.
И вот если до сих пор кто-то в аудитории еще сидел с закрытым ртом, то теперь-то уж точно его открыл, Аврора уже привычно икнула, а я немного обиделась. Мог бы, между прочим, сказать утром, что он родственник того самого знаменитого Фростика...
– Тогда понятно... – злобно хмыкнула говорящая голова и сделала пометку в списке учащихся.
Вениамин сел на место, и я его сердечно по коленке похлопала, а Аврора грустно прошептала:
– Бе-э-э-дный... – и посмотрела на парня такими глазами, словно утренний инцидент еще не закончился, и она по-прежнему под действием отражения.
Оставшаяся часть моей первой в жизни лекции прошла без каких-либо и без чего-либо. Монотонный бубнеж профессора, тоскливый скрип карандашей и перьев по бумаге, вздохи, шорохи... Короче, под конец я даже умудрилась задремать. Потому что это тоска дикая, а не "Введение в магическую предметологию", как оказалось.
А в перерыве мы снова метались по факультету в поисках нужной аудитории.
– Специально они нас гоняют, что ли? – пыхтела я, карабкаясь по узкой винтовой лестнице на последний этаж башни, в которой располагалась кафедра Истории Алхимии.
– Меня больше волнует, нафига нам алхимия? – ворчала за спиной Аврора, которая в день поступления на факультет предметников, как выяснилось, плясала и пела от радости, что алхимии в ее жизни больше не будет. Могу ее понять, с такой-то бабушкой...
– Вень, – окликнула я ползущую впереди спину. – А профессор Фростик тебе кто?
– Дедушка... И если ты хочешь попросить автограф...
Я неприлично громко рассмеялась, а когда Вениамин поинтересовался, что в его словах вызвало такое веселье, ответила:
– Ой, автографы – просто моя больная тема. Я тебе за ужином расскажу, ладно? – и немедленно поймала пятой точкой недовольный сигнал от Авроры.
Обернулась на ходу и увидела, как подруга изображает пантомиму "Ты офонарела?!!!" Ну, то есть у виска указательным пальцем крутит и при этом делает большие глаза, а губы безмолвно произносят: "ЧТООООО??" Сигнализирую в ответ: "Отстань, я тебе потом все расскажу!"
Но потом была лекция по Истории Алхимии. И еще одна, которая в расписании загадочно называлась "ПЗУ", а на практике оказалась Плетением заурядных узлов. И по этому ПЗУ нам в первый же день задали столько, что я даже успела пожалеть о своем решении не возвращаться домой с Сандро.
Последующие дни от первого отличались только наименованием предметов и количеством заданного. Времени не было даже на то, чтобы изучить студенческий городок, как следует. И это нам, в отличие от старшекурсников, везло, потому что те еще и работали. Кто-то удаленно, кто-то в столице, до которой от нашей маленькой страны было рукой подать, кто-то прямо в школе. Мы же...
По негласному школьному правилу, первокурсники не принимали участия в заполнении школьной казны, первый семестр мы должны были заниматься благоустройством школьной территории, по необходимости, учебой – по максимуму, и "заботой о старших товарищах" – денно и нощно.
Группами по 3-4 человека мы, в свободное от учебы время, убирали помещения общего пользования и следили за тем, чтобы на кухне всегда было что-то горячее, благо, старшекурсники исправно заполняли кладовую провиантом и не требовали от нас кулинарных изысков.
Наше общежитие представляло собой пятиконечную звезду, каждый луч которой был крылом одного из факультетов. В центре же здания находилась общая гостиная, где, по логике, студенты должны были собираться для внеклассного общения, на которое у первокурсников просто не оставалось времени. Поэтому впервые после общего собрания в этом помещении я очутилась только в день выборов. И как раз этот день стал нашим первым с Авророй дежурством по общежитию.
