ответственности, а еще я не знаю, где ее искать. Так что можно пойти посмотреть, не прогуливается ли где — то рядом Палка.
Он как раз таки прогуливался. Как — то я видел, как он шарахнул по башке буйного пьяницу, затем сделал пять шагов и повторил ту же операцию с его приятелем, который пытался обнажить нож, и все это с видом «я тут просто прогуливаюсь».
Прогулявшись ровно до стула, он опустился на сидение.
— Итак? — спросил я.
— Ничего.
— Ничего?
— Ни намека, ни шепотка.
— Ох, — сказал я. — Это нехорошо.
Он кивнул.
— Еще, должен добавить, кое — кто слышал, что он одолжил у тебя денег.
— Ясно.
Он подождал, ожидая, не желаю ли я поручить ему что — нибудь еще, а я пытался решить, полное молчание — это важно в нашем случае, или нет.
Пожалуй, все — таки нет.
Странным оставалось одно: Берет не был джарегом. Возможно, вы не в курсе, но для нас необычно — очень необычно, — убивать того, кто не входит в Организацию. Не скажу, что так не бывает, но если бывает, для этого всегда имеется веская причина, скажем, некий скорбный умом товарищ пытается списать свои долги, обратившись к Империи, или подряжает себе охрану из наемников и думает, что так ему не придется делать то, что он согласился сделать, или же, наконец, увидев нечто такое, чего ему не следовало видеть, отказывается считать молчание высшей добродетелью.
Но из описания Палки ясно было, что о нашем клиенте позаботился профи, а мы, не хочу хвастаться, единственные профи. И как — то очень странно, что мы прикончили постороннего — само по себе необычно, — и при этом никто не слышал, чтобы у покойного были с кем — то дела; никто, кроме меня. Конечно, мы о таких вещах не кричим направо и налево даже внутри Организации, и все же как минимум примечательный момент.
Я вдруг подумал, а не нацелено ли все это на меня; но — нет, не складывалось. Прямо сейчас на меня никто не злится так уж сильно, а если бы такой и нашелся, это был бы до глупости переусложненный способ до меня добраться. Да, я, скажем так, однажды слышал кое о чем столь сложном [7], однако там оказалось, что авторство схемы принадлежало йенди, а не джарегу, ну а йенди — вообще редкость немалая.
В какой — то момент я сообразил, что Палка все еще сидит здесь, и я, проворчав нечто вроде извинения, спросил:
— С Долговязым говорил?
— Кто такой Долговязый?
Я щелкнул языком.
— Азартные игры явно не твое.
Он пожал плечами.
— В этом нет будущего.
— Верно. Что ж, спасибо. Я с тобой свяжусь, если понадобится еще что — нибудь.
— Я так понимаю, мы в деле, босс?
— А ты чего ожидал?
— Я не ожидал, что ты сочтешь разумным просто вот так вот все бросить, так что — да, конечно.
Я кивнул Мелеставу, мол, я пока выйду, держи хозяйство, получив в ответ кивок — не переживай, все будет. Кивки у нас имеются на все случаи жизни. Начать торговать ими, что ли.
Обратно на улицу и дальше до крохотного питейного заведения на краю моей территории, под вывеской «Танцующая печенька». Там всего один длинный зал, с полированной барной стойкой вдоль одной стены и одним рядом маленьких, на три стула, столиков вдоль другой. За стойкой имеется хороший ассортимент вин, пара пивных бочонков, а на верхней полке — две одиноких бутылки восточной юшки за безумные деньги, как будто они представляют собой нечто особенное. Почему — то в этом местечке всегда нежно так попахивает лимоном; причину я так и не выяснил, разве что просто хозяину нравится этот запах. За столом у дальней стенки восседал, развалившись на стуле, один тип — он тут, можно сказать, и живет. Долговязый, так его называют, а занимается он ставками. На все, что угодно. Колесничные гонки, бои, квадробол; а еще — когда войдет в порт такое — то судно, сколько дуэлей состоится в ближайший месяц, и даже которая из двух птиц первой облегчится. Примет любую ставку, но предпочитал по маленькой, и у него куча постоянной клиентуры, потому что они знают, что Долговязый играет честно, расплачивается без промедления, а если вдруг Империя возьмет его за глотку, потому как у него нет лицензии, и начнет допрашивать — там ничего не узнают насчет кто и на что у него ставил, и никакие записи утрачены не будут, потому что все находится у него в голове.
Примечательная личность. И он достаточно хорошо прикидывает шансы, чтобы этим делом зарабатывать себе на жизнь, ну и конечно же, отдавать мне законную долю.
Есть еще одно дело, в котором он хорош. Пока он сидит тут за столиком, в заведении появляются его клиенты и их приятели, сидят, кто — то делает ставки, кто — то просто пропускает стаканчик, болтают о том, о сем — а он все это слышит. Долговязый слышит многое. Иногда, кажется, вообще все, о чем можно услышать. А еще он пьет все, что вообще можно выпить, не пьянея. Возможно, тут он пользуется каким — то волшебством, хотя я думаю, просто такая уж у него натура. Я бы на это поставил, да только у кого?
Я устроился за столиком у двери, подождал, пока текла, с которой он беседовал, допьет пиво и удалится, и присел за столик к Долговязому.
— Привет, Влад, — сказал он, — проверяешь мои дела?
— Много ставок забыл?
— Ха. Что будешь пить?
— Чистое и чистое.
Он махнул хозяину, постучал пальцем по своей кружке, а мне заказал чистое и чистое. Мы помолчали с минутку, пока на столике не появились кружка пива для него и чашка белого вина, разбавленного водой, для меня. И выпили.
— Итак, — проговорил Долговязый, — в чем дело?
— Парень по имени Берет, тсалмот. Слышал что — то о нем?
— Ага. Кто — то его прикончил.
