Мария Быкова - Gaudeamus igitur

В карих герцоговых глазах окончательно померкло видение нашей свадьбы. «Оно и к лучшему», — облегченно подумала я. В конце концов, когда я сюда шла, то надеялась всего лишь получить деньги на нормальный обед. Пополнять собой ряды Ривендейлов в мои планы не входило. Да и ссориться с большинством студентов — тоже.

Все оказались согласны. Еще минут десять народ разбирал проигранное; на то, чтобы определить, кто именно поведет меня кормиться, ушло немножко больше времени. В итоге вызвался Ривендейл. Похоже, по сравнению с возможным ущербом даже оплата обеда в лучшем ресторане столицы для всего нашего курса не показалась бы ему особенно обременительной.

Второе желание я решила затребовать пару недель спустя.

Был холодный день просинца, каникулы приближались к концу. По пути от Академии до города и обратно я замерзла как цуцик. Не сказать, однако, чтобы мое настроение было таким уж плохим, — сегодня меня кормил тот самый гном, которого я победила самым первым. Не мудрствуя лукаво, он привел меня в специальный трактир, находившийся на дальнем конце города, и, не обращая внимания на табличку «Только для гномов», приказал идти внутрь. Я послушно шагнула через порог, и на меня тотчас уставилось с сотню возмущенных глаз. Я в принципе неплохо их понимала, потому что на гномку походила примерно так же, как на конунга Валери. Но гном не растерялся, пошушукался с хозяином, и меня встретили как родную. Мне выделили самый удобный столик у окна, дважды протерли его тряпочкой (тряпочка прямо-таки сияла чистотой) и накормили практически до отвала. Третья порция десерта в меня даже не вошла.

— Слушай, что ты ему сказал? — невольно вырвалось у меня, когда мы с довольным гномом покинули сей гостеприимный кров.

Гном ухмыльнулся так, что рыжая борода разъехалась во все стороны.

— Хозяин трактира — мой четвероюродный дядя, — чуть свысока пояснил он. Гномы традиционно гордятся родственными связями. — Я показал ему тебя и сказал, что ты только по ошибке родилась человеком, а на деле — чистокровная гномка.

Я недоверчиво покосилась на собеседника. Гномкой меня еще не называли.

— Он тоже не поверил, — бодро продолжил кормилец. — Ну я и рассказал, как дело было… Ты на меня так не косись, я тебе правду говорю! Ежели ты не гномка, в жизнь бы до такого не додумалась!

— Вампиры — они тоже хозяйственные, — осторожно предположила я.

Гном возмущенно фыркнул.

— «Вампи-иры»… — передразнил он. — Чушь это все! Мы всю экономику придумали, а они у нас готовенькое сперли! Ну чего эти вампиры могут? Если Генри Ривендейл у них лучший, то про худших и думать не хочется!..

Я с сомнением поцокала языком. Быть может, насчет гномьей крови он был и прав — но, учитывая, что Хельги, уже кормивший меня ранее, интересовался, не был ли вампиром, скажем, мой двоюродный дедушка, а братья аунд Лиррен всю дорогу пламенно убеждали меня в том, что я хотя бы на четверть, но эльфийка… Люди, кстати, ничего не говорили. Они просто молча мной гордились.

В общем, хлеб у меня уже есть. Теперь мне хочется зрелищ. Тем более нечего расхолаживать народ — еще через недельку он вообще напрочь забудет, чего такого мне наобещал.

Мы дошли практически до самых ворот. Я остановилась, не доходя до них нескольких шагов. Гном прошел эти шаги по инерции, потом остановился и недоуменно посмотрел на меня.

— Передай всем, что я жду их сегодня в пять вечера. — Для верности я ткнула в гнома пальцем. Тот опасливо покосился на давно не стриженный ноготь, но промолчал. — Будем выполнять вторую часть договора, насчет веселья. Передашь и сам придешь, понял?

Гном исполнительно кивнул.

В пять часов вечера я стояла перед дверью в потайную комнату и мучительно пыталась вспомнить, каким таким хитрым стуком воспользовались в тот раз близнецы. Так ничего и не сообразив, я просто постучала кулаком, громко сообщив, что меня наконец-то дождались.

Подействовало. Дверь гостеприимно распахнулась, я зашла внутрь.

Все оставалось по-прежнему, только стол сдвинули в угол. В центре комнаты мигом образовалась непривычная пустота. Адепты сидели кто на столе, кто на стульях, кто на подоконнике и переговаривались между собой. Стоило мне войти, и в помещении установилась относительная тишина. На меня выжидательно уставилось с полсотни любителей карточных игр.

Я щелкнула пальцами, начаровывая себе стул. Сказать по правде, творить вещи из пустоты я еще не умела — этому учат только на шестом курсе, так что стул был попросту телепортирован из ближайшего кабинета. Не исключено, что магия выдернула его из-под чьей-то задницы, хотя я постаралась подстраховаться.

Я села на стул, развернув его спинкой вперед. Спинка была высокая, резная и очень удобная: я немедленно положила на нее локти. Похоже, мимоходом подумалось мне, стул прилетел от кого-то из учителей.

— Значит, так, — заговорила я, когда тишина стала окончательно полной и даже близнецы аунд Лиррен перестали болтать друг с другом. — Мне сейчас грустно. А когда мне грустно, я хочу слушать свою любимую песенку. — Подумав, я уточнила: — В театрализованном исполнении.

— А что за песенка? — после секундного замешательства спросил правый близнец.

— Песенка простая, — пожала я плечами. — Вся фишка в исполнении. А слова там такие:

Стало тихо.

Я не обманула доверчивых адептов ни на гран. Песенка и впрямь была любимая — я услышала ее лет девяти от роду в исполнении двух подвыпивших эльфов. Лыковки ими было принято немало, поэтому исполнение получилось весьма душевным. Я, по крайней мере, впечатлилась и запомнила его навсегда.

— И… и что дальше? — наконец выговорил Хельги.

Я досадливо передернула плечами.

— Спойте, вот и все. Только не просто так, а как-нибудь интерес-ненько… — Я неопределенно пошевелила пальцами. Признаться, я сама представляла правильное исполнение весьма и весьма смутно.

— Так, все, мы поняли, — решительно сказал левый близнец. — Щас все будет. Яльга, выйди на минутку, мы народ организуем.

— На минутку! — Я многозначительно подняла палец.

— На три минутки, — пунктуально уточнил правый. — Не волнуйся, дело принято в надежные эльфийские руки… Давай-давай, не задерживай народонаселение…

Я вышла в коридор, тщательно выпроваживаемая близнецами. Постояла перед дверью; просто так стоять было скучно, и я отошла к замерзшему окну. На нем уже отметилось штук семнадцать адептов. Я заметила три надписи «Такой-то — козел»; одна «Генри, я тебя люблю!» (эта почему-то без подписи); четыре «И я тоже!!!», подписанные вокруг предыдущей; сердечко знакомых по Полин очертаний и, наконец, восемь партий в крестики-нолики.