— Эрдо…
— Хватит, Лассаиндиар! — наконец взорвался гвирт, — Что с тобой, в самом деле?!
— Неспокойно мне, друг — признался дракон, оглядываясь, словно ожидая, что Нина вот-вот появится из-за ближайших кустов, — На сердце демоны скребут.
Гвирт поморщился и хлебнул вина.
— Все с ними хорошо. Лельтасис единственный сын Говорящего с духами предков, его воспитывали, как наследника. Он сможет позаботиться о ней.
— Я уже не уверен, — вздохнул Ласснир, — Ни'ийна ничего не знает о нашем мире. Я не успел ей ничего рассказать.
— Разберется не маленькая.
— Маленькая, Эрдо, маленькая, — загрустил дракон, пятерней забирая назад мешающие волосы, — Добрая и глупая.
— Не смеши меня, — чихнул гвирт, и утер нос рукавом, — человеческие женщины рано взрослеют.
— Ты ее не знаешь.
— И не хочу знать. Людям нельзя верить. Она ничем не лучше других.
— Она не такая, Эрдо.
— Не говори чепухи. Вот узнает она, что ты ей наврал целую гору, тогда и посмотрим, какая она не такая.
Ласснир не стал переубеждать друга. В чем-то он прав. Она не будет в восторге, когда все выяснится.
— Как думаешь, они поладили? — поинтересовался дракон, чтобы как-то отвлечься.
— Кто? Эльваф с твоей человечкой?
— Да.
— Сомнева-аюсь, — усмехнулся Эрдо, уклоняясь от ветки, которую Ласснир не удосужился для него придержать, — Лельтасис хоть и полукровка, но из весьма знатной семьи. Единственный наследник.
— Полукровка? — удивился дракон, вдруг припоминая, что запах у мальчика был с какой-то знакомой примесью, вспомнить бы какой.
— Разве ты не заметил? — поддел друга Эрдо.
Но Ласснир только пожал плечами.
— Возникли подозрения, но не было времени разбираться.
— Да, уж быстро нас перехватили, — хохотнул гвирт, утирая усы, с которых капало вино, — Знать бы еще, что им было нужно.
— Узнаем, — пренебрежительно отмахнулся дракон, — Так ты думаешь, они не поладят?
— Ну, он ее не бросит. В этом я уверен.
Ласснир нахмурился. Мысль о том, что девочке сейчас грустно, привела к тому, что дракон недовольно скрипнул зубами.
— Плохо.
Эрдо удивленно приподнял бровь.
— Ей будет одиноко, — объяснил дракон.
— Ну, ты даешь, — хрюкнул гвирт, — нашел, о чем переживать.
— Она моя хозяйка, Эрдо.
— Ненадолго. Скоро ты будешь свободен, а она останется не удел. Хм… мне даже жаль ее… Немного.
Дракон удручено качнул головой. Как не старался он объяснить свое отношение к Ни'ийне, Эрдо так и не понял. А может и не хотел понимать.
— Ты слишком печешься о ней, Лассаиндиар, — недовольно сдвинул брови Эрдо.
— Это так заметно?
— Не то слово.
Ласснир на секунду прикрыл глаза, позволяя себе вспомнить, как обнимал во дворе дома Эрдо, свою маленькую испуганную хозяйку. Такую хрупкую и такую упрямую. Свою Ни'ийну.
— Что ж так оно и есть.
Согласился он, мысленно ругая себя за странные чувства, которые вызывает у него маленькая хозяйка. Чем чаще Ласснир об этом думал, тем страшнее ему становилось. Неужели он и впрямь очеловечился?! Нет, нет и нет. Это все одиночество. Нужно срочно возвращать свой облик. Он взмоет в небо, и все встанет на свои места. А, Ни'ийна, она все еще ребенок. Добрая, милая, непосредственная, импульсивная, совсем как… Наиса. Естественно ему хочется ее защитить.
— Чем же она это заслужила? — озадаченно всплеснул руками Эрдо.
— Тебе не понять.
— Так объясни мне!
— Объяснить? — Ласснир покосился на шагающего с ним в ногу гвирта, — Я тебе уже тысячу раз объяснял.
— Объяснял он, — фыркнул Эрдо, и посмотрел на товарища с нажимом, — Лассаиндиар, говорю тебе, как друг: копи силы, снимай ошейник подчинения, возвращай свое доброе имя… И избавься от этой человечки.
— Старина, я никак не пойму, чем она тебе так не нравится?
— Всем… Но главное, она возомнила, что может тобой управлять. Она приказала тебе!
Дракон небрежно выудил из своей растрепанной шевелюры листок и покрутил его в руке.
— Ну, приказала, — пожал плечами Ласснир, — дальше что?
— Ну, приказала?!! — взвился Эрдо, — Лассаиндиар, что с тобой случилось? Я не узнаю тебя!
— Эрдо, успокойся.
— Как я могу успокоиться?! Когда ты говоришь такое!! Да чтоб ее тролль замуж взял…
На краю сознания мелькнула беспокойная тень. Словно крыльями бабочки чужая пронизывающая, выворачивающая наизнанку боль коснулась его сердца и исчезла. Что это? Дракон поднял руку, прерывая поток брани гвирта. Браслеты резко сдавили запястья и тут же обвисли.
— Милостивая Хранительница Небес, только не это, — сердце дракона сжалось в недобром предчувствии, — Ни'ийна.
* * *
Огромная идеально круглая пещера с гладкими, словно отполированными стенами, свисающими с потолка гроздями сосулек, каждая из которых, упав, могла бы убить стадо слонов, не меньше. Освещенная, мерцающим блеском лазурного озера в центре, холодная и непреступная, так как единственный вход, и по совместительству выход, находился высоко под потолком, где-то между резкими выступами горной породы. И тишина. Изредка, скопившись на кончиках смертоносных конусов, влага в виде искрящихся капель падала в озеро, издавая изумительный звук, ассоциирующийся с перезвоном хрустальных колокольчиков.
— Деточки, мои деточки, — грустный голос, прекрасный и чарующий, — Он убил вас. Всех вас… Мои деточки… Мои бедные деточки.
Голос незнакомки манил, и мое сознание, до этого блуждающее во тьме, вернулось к жестокой реальности. Опять болит голова. Да, сколько ж можно! Даже глаза открывать не хочется. Ох, моя головушка. Ласковое поглаживание по волосам и боль, словно заворожённая флейтой змея, утихомирилась.
— Спасибо, — поблагодарила я.
— Бедная девочка, — продолжая неспешно гладить по голове, заговорила неизвестная, — Бедная маленькая девочка. Тебе больно?
— Голова болит, — призналась я и приоткрыла один глаз.
Моя многострадальная черепушка покоилась на коленях самой красивой женщины, которую я когда-либо видела. Ее благородный облик не портили даже слезы, которые катились у нее по щекам, оставляя влажные следы на белоснежной коже. Распущенные волосы, цвета расплавленного серебра, падали мне на плечи, и на ощупь были как шелк. Красивое лицо с правильными чертами, прямым носом, алыми, резко очерченными пухлыми губами, и глазами серыми, как небо в грозу, склонилось надо мной и сверкающая, точно бриллиант, слеза с ее длинных изогнутых ресниц упала мне на лицо.
— Почему ты плачешь? — смотреть на ее горе было не просто больно, мне выворачивало душу.
