Ознакомительная версия.
Перекусив свекольником, Иван уселся на рундук,[10] утер губы рукавом и уставился на Яромира. Тот лениво прожевал последний кусок лосятины, кинул в рот горсточку клюквы, запил березовым соком и приветливо спросил:
– Ну? Что скажешь, Иван?
– Коня у меня нету больше, – почесал в затылке тот. – Сбежал мой Сивка. Как я теперь до брата доеду? На своих двоих до Ратича?
– Тьфу, я-то думал, хорошего что скажешь… – разочарованно фыркнул Яромир.
Оборотень некоторое время задумчиво глядел своему спасителю в глаза, а потом хлопнул себя по колену и решительно заявил:
– Ладно, не кручинься. Помогу я тебе, Иван.
– Это как? – усомнился Иван. – Из сундука мне нового коня достанешь?.. Или на своей хребтине потащишь?..
– Ты смотри, какой догадливый… – усмехнулся Яромир.
Княжич недоуменно заморгал, между делом собирая подливку моченым груздем. Скушав пропитавшийся мясным духом грибок, он высморкался в рукав и спросил:
– Правда, что ли?
– Брешу, думаешь? – спокойно посмотрел на него оборотень. – Да ты не переживай, я все равно в город собирался. Соль почти кончилась, ну и еще кой-чего…
– А дотащишь? – продолжал сомневаться Иван, невольно щупая пузо.
Конечно, живота мешком, как у дядьки Самсона, не обнаружилось. Однако пудов[11] этак пять с половиной княжич весил – росту немалого, плечи широченные, силенок в руках вдосталь. Кровь с молоком, настоящий молодой богатырь!
К этакой стати еще бы и ума капельку…
– Дотащу, дотащу, – успокоил его волколак. – Я, как-никак, Волху Всеславичу сын, оборотень из оборотней! Али зря Серым Волком прозываюсь, по-твоему? Я день и ночь бежать могу, ровно птица в поднебесье парит – двести поприщ[12] в день сделаю, десять пудов на спине утащу и не запыхаюсь!
– Да до Ратича почти сотня верст…[13] – озадачился Иван.
– Ну вот за полдня и добегу. Но уже завтра – утро вечера мудренее…
– Какого вечера – солнышко на полудне еще только!
– Просто поговорка. Мне сначала руку заживить надо. Отдыхай пока, Иван. И я отдохну.
Иван еще немного подумал, а потом нагло заявил:
– А у меня на коне еще и оружие оставалось! Как я теперь без меча буду? Что я – пастух, что ли, какой, с одним ножом? Я, чай, княжич, мне так-то невместно!
– А что – хороший меч был?
– Самый лучший! Мне его еще батюшка подарил – наилучший булат, рукоять самоцветная! Гюрята-коваль три дни над ним бился!.. а теперь татю какому-нибудь достанется, конокраду вшивому! Не дело княжичу – да вдруг без меча!
– Ладно, Иван, не кручинься, помогу тебе и в этой беде, – пожевал губами Яромир. – Я добрый… иногда.
– А что – у тебя тут оружие есть? – оживился Иван, завертев головой.
– Нету ничего. Головой подумай – зачем мне эта ржавчина? Прикинь-ка волка с мечом или кистенем на поясе – не смешно ли?
Иван представил такое зрелище и расплылся в широченной улыбке – вспомнились скоморошеские потехи, когда козлов или собак одевали по-человечьи, а потом гоняли со свистом, с улюлюканьем. Забава была веселая, вся детвора радовалась.
– Вот лук разве что найдется – посмотри в том углу, на крюке подвешен, – продолжил Яромир. – А врукопашную я безоружным выхожу – в промежуточной форме, чистым волколаком. У меня когти знаешь какие – ну чисто ножи!
Иван бережно достал указанное оружие. Превосходный лук – тугой, разрывчатый.[14] Внутренняя планка можжевеловая, внешняя березовая, усилен лосиными сухожилиями, склеен лучшим рыбьим клеем, рукоять выложена костяными пластинками. Кибить[15] пока еще «голая» – тетивы лежат в туле[16] вместе со стрелами. Аж восемь тетив – для всякой погоды. Сухожильные для влажной и прохладной, кишечные – для теплой и сухой. Но самые лучшие – из сыромятной кожи, эти и в зной, и в слякоть хороши. Там же, в туле, нашлись и петли из кожаных ремешков – для прикрепления тетивы.
Княжич аккуратно заправил подаренный лук в налучье[17] и закрепил его на перекидном ремне, накинув на левое плечо. А вот стрелы в туле надолго его заняли – очень уж интересными оказались, глаза так и разбегаются. Оперение от самых разных птиц взято – орлиные перья, соколиные, кукушечьи, лебединые… На одной стреле и вовсе так зарница многоцветная, а не оперение. Есть и легкие стрелы, и тяжелые, все заточены именно под этот лук, ушко аккурат под тетиву вырезано.
А уж наконечники! Полсотни стрел – и все разные. Треугольные, двушипные, листовидные, «бородатые», «рогульки», «лопаточки», «шарики», «томары»,[18] «ласточкины хвосты», узкие бронебойные из наилучшей стали… Много всяких. И древки возле ушка в соответствующие цвета окрашены – чтоб сразу нужную стрелу выхватить, долго не раздумывая.
– С черными и зелеными осторожно – эти отравлены, – предупредил Яромир. – Зеленые еще так-сяк —только дурман напускают, обездвиживают, а черные – верная смерть! Белые тоже попусту не трать – у них наконечники серебряные, для нежити припас…
– А вот это что за диво? – вытянул ту самую радужную стрелу Иван. Наконечник у нее был самый простой, хотя и поблескивал странным отсветом.
– Перья Жар-птицы, – усмехнулся оборотень. – Эту стрелу до поры не трожь – зачарованная. Для особого дела берегу.
– Добрый лук, надежный… – одобрительно погладил верхнюю дугу княжич. В чем-чем, а уж в оружии-то он толк понимал – княжеский сын все-таки, его чуть не с колыбели ратному делу обучали!
– Хорошо ли владеешь?
– Да неужто нет? – обиделся Иван.
Стрелком он и в самом деле считался не из последних. Глаз зоркий, пальцы не дрожат, да и силушки в руках предостаточно. А это ведь очень важно – боевой лук слабому не дается. Лучник должен быть очень сильным человеком, чтоб хорошо натянуть тетиву – иначе стрела и четверти перестрела[19] не пролетит, тут же наземь брякнется. А настоящий богатырь и на четыре перестрела выстрелит, и на пять, а то и целых шесть осилит! Поговаривают, Алеша, попов сын, и десять перестрелов взять мог – вот уж кто славный хоробр был, не нынешним чета!
– Да, добрый лук, – подтвердил княжич. – Только это оружие нечестное, не для двобоя. Настоящему вою и в руку надо что-нибудь – хоть кистенек или брадву…[20]
– Но лучше меч? – понимающе усмехнулся Яромир.
– Знамо дело – меч куда лучше! Что же за княжич-то – да без меча?
Оборотень задумался, оценивающе смерил Ивана взглядом, а потом медленно сказал:
– Ладно. Будет тебе меч. Такой меч, какой и базилевсу цареградскому незазорно в белы ручки принять, а не то что княжичу.
– Когда? – загорелись глаза Ивана.
Ознакомительная версия.
