— Как тебя звать, бедолага? — спросил Серзак, пожалев поднимающегося мужчину, протягивая ему руку.
Он рукой не воспользовался, предпочитая подниматься сам — это было привычнее и безопаснее, к тому же больше подобало мужчине. Свет ламп упал на его лицо. Печать пережитых бурь ясно читалась на нем. И главным символом в этой печати был шрам, пересекающий лоб и кончающийся на левой брови.
— Мител. Я — хозяин здешнего заведения, — ответил человек, встав. — Я готов предоставить вам кров и еду, если у вас действительно есть деньги и вы хотите их с толком потратить, а не отдать разбойникам за просто так.
— Ну разумеется, мы хотим их с толком потратить! — сказал Серзак. — Только не в компании с этими обнаженными господами, получившими дурное воспитание. — Сказитель показал на дверь, за который скрылись рыжебородые варвары.
Мител кивнул и отвел посетителей в отдельную комнату, где было тихо и относительно чисто. Кругом лежали ковры. Серзак уселся на один из них и жестом предложил сделать то же самое Конану, который все еще продолжал осматривать помещение в поисках какой-либо мебели. Поиски его не увенчались успехом.
Мител собирался наполнить кожаные кружки из бурдюка, но Конан властным жестом отобрал у него бурдюк и наполнил кружки сам. Хозяин раскланялся и удалился.
— Здесь тебе не Шангара, — сказал Серзак, поднимая кружку.
— Это я уже заметил, — ответил Конан и, опрокинув в себя первую кружку, сразу же наполнил вторую.
— Тут бережно хранят древние обычаи и не признают всех этих новшеств, вроде сомнительно удобных столов, — объяснил Серзак. — Человеческий организм вообще плохо приспособлен к прямохождению, так зачем над ним еще издеваться, заставляя сидеть на какой-нибудь скамье или табуретке?
— Но, надеюсь, хотя бы, что посуду здесь моют не языками? — спросил Конан, с сильными сомнениями оглядывая огромное деревянное блюдо с чем-то жирным и пережаренным.
Серзак отвечать не стал, предпочтя занять рот не словами, а вином.
На другом блюде вперемешку лежали разные фрукты и орехи. Это выглядело намного съедобнее и не вызывало никаких нехороших подозрений, разве что совсем чуть-чуть. Конан взял большую грушу, принюхался к ней и, удовлетворившись ароматом, вонзил в нее зубы, откусив сразу половину.
Червей внутри не оказалось. И это было приятно. Конан наполнил себе третью кружку, с разочарованием отметив, что бурдюк почти совсем опустел.
— Хозяин! Мител! — заорал Конан. — Вина и женщин!
Наивный северянин даже не подумал, что здесь, в горах, могут быть другие представления о приличиях, и хозяин мог обидеться, что его богоугодное заведение приняли за бордель.
Но ни вина, ни женщин Конан не дождался. Он собирался снова провопить свой клич, когда дверь распахнулась от мощного удара, едва не слетев с петель, и на пороге возникло существо, отдаленно похожее на человека. Три отличия имелись у него — лицо, сплошь покрытое волосами, руки до колен и горб за спиной, живо напомнивший Конану холку лося.
За ним были и другие люди, но в его громаде они терялись и заметны были смутно.
— Хозяин нам должен, — сказало существо, и Конан удивился, что оно, оказывается, может говорить. — Он много должен. А у вас денег много, вы поделитесь.
— С чего бы это? — возмущенно спросил Серзак, приподнимаясь.
Предводитель не обратил на старика никакого внимания, продолжая буравить взглядом киммерийца.
— Поделитесь, — веско повторил он.
— Есть у них деньги, есть! — послышался знакомый голос.
Человек без правой мочки уха с немногочисленными желтыми зубами, одна рука которого была крепко привязана к груди грязными тряпками, выглянул из-за спины предводителя.
— А вот и четвертый! — сразу признал его Серзак.
— Убей его, Банимбас! — воскликнул человек. — Убей скорее!
— Не смей мне указывать, что делать, — сказал предводитель, неспешно оборачиваясь. — Здесь я хозяин, тебе понятно?
— Понятно, понятно, Банимбас, — скороговоркой проговорил шангарец. — Я же просто высказал свое пожелание, хозяин.
Банимбас не скрыл своего довольства оттого, что его назвали хозяином. Он снова обратил взгляд на Конана и на лице его блуждала улыбка.
— Я пока добр, — сообщил он. — Но не надейтесь, что надолго.
— Так с какой такой стати мы должны платить за неизвестного нам человека? — поинтересовался Серзак.
— Феофил, объясни, — сказал Банимбас.
Тощий маленький человек с лицом зайца выглянул из-за спины предводителя с другой стороны, нежели шангарец, и быстро принялся говорить, непрерывно моргая и чуть заикаясь:
— Все товары и услуги, которые прежде принадлежали номинальному хозяину этой харчевни, господину Мителу, принадлежат теперь нам и мы имеем полное право назначать свою цену, сообразуясь со своими представлениями о ценообразовании. Обычно мы назначаем цену в полное содержание кошелька посетителя. В качестве исключения бывает, что цена превышает содержимое кошелька. Но в вашем случае, мы не делаем исключения. Вам очень повезло. Просто отдайте нам, все, что у вас имеется, и мы вас отпустим.
— Сомневаюсь, — сказал Конан.
— Убей… — забылся шангарец и лишился еще зубов от удара тяжелого кулака Банимбаса.
— Заткнись! — сопроводил действие моралью предводитель, с жутким гулом размахивая ятаганом, и добавил, обращаясь уже к Конану: — Я посмотрю, как выглядят твои внутренности!
Банимбас бросился вперед слишком рьяно. Злость вообще не лучший помощник, а в небольших помещениях становится врагом. Конан отступил в сторону и горбатый великан пронесся мимо него, попав ногой на деревянное блюдо с чем-то жирным и пережаренным.
Пока, Банимбас восстанавливал равновесие, Конан не терял времени даром. Одним ударом он снес полчерепа Феофилу, а другим повторно сломал руку шангарскому бандиту. Конан намеревался сделать больше — вскрыть ему грудь, но бандит ловко уклонился. Ему не помешали даже люди, толпившиеся сзади с изумленными лицами. Некоторые уже начали вынимать из ножен длинные кинжалы.
— Я сам! — выдохнул Банимбас и заорал, как раненый самец горной гориллы. Непросто было ему справиться с инерцией собственного тела. Он развернулся, со щелчками давя орехи и в ярости раскидывая мясо и фрукты, и бросился вперед. Мощный удар его ятагана обрушился на столб, поддерживающий потолок. Масляные лампы закачались, посыпалась пыль. Банимбас снова размахнулся, намереваясь второй удар направить все-таки на противника. Но второго удара не получилось.
Меч Конана оказался у него внутри и двинулся сначала вверх, потом вправо и вниз. Банимбас зарычал, глаза его мгновенно потускнели — живот у него был самым нежно любимым местом, и повалился вперед. Конан едва успел выдернуть меч и отскочить в сторону, чтобы не помешать Банимбасу.
